Вольтер (Мари Франсуа Аруэ)
(1694—1778 гг.)
писатель и философ-просветитель,
действительный иностранный почетный член Петербургской Академии наук
Бесконечно маленькие люди имеют бесконечно великую гордость.
Бурная ревность совершает больше преступлений, чем корысть и честолюбие.
В бессмертие отправляются с небольшим багажом.
Величайшее удовольствие, какое только может чувствовать честный человек, – это доставлять удовольствие своим друзьям.
Видеть и делать новое – очень большое удовольствие.
Внеобщественный человек не может иметь морали.
Война превращает в диких зверей людей, рожденных, чтобы жить братьями.
Время достаточно длинно для того, кто пользуется им; кто трудится и мыслит, расширяет его границы.
Всегда наслаждаться – значит вовсе не наслаждаться.
Все жанры хороши, кроме скучного.
Все к лучшему в этом лучшем из миров.
Все почести этого мира не стоят одного хорошего друга.
Всякое желание есть зачаток новой скорби.
Выдать чужой секрет – предательство, выдать свой – глупость.
Главное – ладить с самим собой.
Глаза дружбы редко ошибаются.
Глуп тот человек, который остается всегда неизменным.
Гордость людей низких состоит в том, чтобы постоянно говорить о самом себе, людей же высших – чтобы вовсе о себе не говорить.
Для великих дел необходимо неутомимое постоянство.
Если бы бога не существовало, его следовало бы выдумать.
Если люди долго спорят, то это доказывает, что то, о чем они спорят, неясно для них самих.
Зависть – яд для сердца.
Затянувшаяся дискуссия означает, что обе стороны неправы.
Земля – это огромный театр, в котором одна и та же трагедия играется под различными названиями.
Зло исцеляют противоположным.
Знать много языков – значит иметь много ключей к одному замку.
Иллюзия – первая из всех утех.
Иной на втором месте блестит, и его блеск отражается на том, кто занимает первое место.
Иной, сияющий на втором месте, гаснет на первом.
Искусства обходят кругом весь мир и циркулируют, как кровь в наших венах.
Искусство быть скучным состоит в том, чтобы говорить все.
Истина, свобода и добродетель – вот единственное, ради чего нужно любить жизнь.
Истинное мужество обнаруживается во время бедствия.
Каждый отец семейства должен быть хозяином у себя дома, а не в доме соседа.
К живым следует относиться доброжелательно, о мертвых же нужно говорить только правду.
Книги на злобу дня умирают вместе со злободневностью.
Когда сказать нечего, всегда говорят плохо.
Кто не любит свободы и истины, может быть могущественным человеком, но никогда не будет великим человеком.
Кто ограничивает свои желания, тот всегда достаточно богат.
Кто прощает преступление, становится его сообщником.
Кто умеет владеть собою, тот может повелевать людьми.
Ленивые всегда бывают людьми посредственными.
Лучшее – враг хорошего.
Люби истину, но будь снисходителен к заблуждениям.
Любите добродетель, не ища ее блеска. Честь – в сердце.
Любовь – самая сильная из всех страстей, потому что она одновременно завладевает головою, сердцем и телом.
Люди мало размышляют, они читают небрежно, судят поспешно и принимают мнения, как принимают монету, потому что она ходячая.
Люди никогда не испытывают угрызений совести от поступков, ставших у них обычаем.
Математическая истина остается на вечные времена, а метафизические призраки проходят, как бред больных.
Многочисленность законов в государстве есть то же, что большое число лекарей: признак болезни и бессилия.
Мы потому клеймим ложь наибольшим позором, что из всех дурных поступков этот легче всего скрыть и проще всего совершить.
Надежда выздороветь – половина выздоровления.
Невежество – величайший недуг человечества.
Не все, что является фактом, заслуживает того, чтобы быть описанным.
Не дело создано для мысли, а мысль создана для дела.
Недостаток не в деньгах, а в людях и дарованиях делает слабым государство.
Нельзя желать того, чего не знаешь.
Ненависть в сочетании с презрением способна стряхнуть любое ярмо.
Нет ничего продолжительнее времени, так как оно мера вечности; нет ничего короче его, так как его недостает для всех наших начинаний… Все люди пренебрегают им, все сожалеют об его утрате.
Никогда не бывает больших дел без больших трудностей.
Ни на что не годится тот, кто годится только для самого себя.
Объясненная шутка перестает быть шуткой.
О великом человеке судят только по его главным деяниям, а не по его ошибкам.
Он, должно быть, невежественный человек, поскольку отвечает на все вопросы, которые ему задают.
Откапывая ошибки, теряют время, которое, быть может, употребили бы на открытие истин.
Отчизна – это край, где пленница душа.
…Памятники науки существуют вечно.
…Первое обвинение отбрасывается, второе задевает, третье ранит, а четвертое убивает.
Пользуйтесь, но не злоупотребляйте – таково правило мудрости. Ни воздержание, ни излишества не дают счастья.
По моему мнению, брак и его узы или величайшее добро, или величайшее зло; середины нет.
Постоянная важность является лишь маскою посредственности.
Почти все то, что говорят люди, производит меньшее впечатление, чем сама манера, с какой это говорится, так как те, кто слушают, имеют приблизительно те же мысли, как и тот, кто их высказывает, и только выражение составляет разницу.
Поэзия – музыка души.
Предрассудок есть мнение, не основанное на рассудке.
Прекрасная мысль теряет всю свою цену, если дурно выражена, а если повторяется, то наводит на нас скуку.
Прекрасно быть скромным, но не следует быть равнодушным.
Признательность не всегда красноречива.
Прогресс – закон природы.
Работа избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока, нужды.
Самолюбие есть надутый воздухом шар, из которого вырываются бури, когда его прокалывают.
Сатира должна быть колкою и веселою.
Свобода состоит в том, чтобы зависеть только от законов.
Сколько нелепостей говорится людьми только из желания сказать что-нибудь новое.
Слабость с обеих сторон – такова, как известно, особенность всех ссор.
Слезы – это немая речь.
Соперничество – пища для гения.
Споры древних философов были постоянно мирны, а споры богословов были часто кровавы и всегда бурны.
С религией получается то же, что с азартной игрой: начавши дураком, кончишь плутом.
Старый поэт, старый любовник, старый певец и старый конь никуда не годятся.
Стихи повсюду были первыми детьми гения и первыми учителями красноречия.
Страсти – это ветры, надувающие паруса корабля; ветер, правда, иногда топит корабль, но без него корабль не мог бы плыть.
Суди о человеке больше по его вопросам, чем по его ответам.
Суеверные люди в обществе – то же самое, что трусы в армии: они сами питают панические страхи и заражают ими других.
Счастье есть лишь мечта, а горе реально.
Счастье не скрывается в чаще лесной, еще менее его можно найти у царей, его нет даже у мудреца: оно не составляет удела нашей короткой жизни. Нужно отказаться от него, но по крайней мере иногда можно обнимать его подобие.
Театр поучает так, как этого не сделать толстой книге.
Теории подобны мышам: они проходят через девять дыр и застревают в десятой.
Только слабые совершают преступления: сильному и счастливому они не нужны.
Торжество разума заключается в том, чтобы уживаться с людьми, не имеющими его.
Тот, кто не ведет себя соответственно своему возрасту, всегда расплачивается за это.
Труд часто является отцом удовольствия.
Угрызения совести есть единственная добродетель, остающаяся у преступников.
Украсть мысли бывает часто преступнее, чем украсть деньги.
Успехи науки – дело времени и смелости ума.
Фанатизм по отношению к суеверию – то же, что бред по отношению к лихорадке, что бешенство по отношению к гневу.
Хорошие характеры, как и хорошие сочинения, не столько поражают вначале, сколько под конец.
…Христианство и разум несовместимы.
Человек создан для действия. Не действовать и не существовать для человека – одно и то же.
Чем более читаете, не размышляя, тем более уверяетесь, что много знаете, а чем более размышляете, читая, тем яснее видите, что знаете еще очень мало.
Честного человека можно преследовать, но не обесчестить.
Честь – это бриллиант на руке у добродетели.
Читая авторов, которые хорошо пишут, привыкают хорошо говорить.
Читая в первый раз хорошую книгу, мы испытываем то же чувство, как при приобретении нового друга. Вновь прочитать уже читанную книгу – значит вновь увидеть старого друга.
Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой.
Что сделалось смешным, уже не может быть опасным.
Язык имеет большое значение еще и потому, что с его помощью мы можем прятать наши мысли.
Атеизм – порок некоторых умных людей, суеверие – порок глупцов.
Библиотека, вверенная невежде, все равно что гарем под управлением евнуха.
Бог вовсе не должен страдать из-за тупости своего священника.
Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне лучших стрелков.
Боюсь, что земной шар – желтый дом Вселенной.
Брак – единственное опасное приключение, доступное даже трусам.
Ваши уши слишком целомудренны, а ваши нравы слишком развращены.
Вера – это триумф богословия над человеческой слабостью.
Верить в Бога невозможно, не верить в него – абсурдно. (Видоизмененный Вольтер.)
Власть чисел тем могущественнее, чем меньше в них разбираются.
Врач – это человек, пичкающий лекарствами, в которых он мало что понимает, организм, в котором он ничего не понимает.
Все главнейшие иностранные языки можно выучить за шесть лет, но для изучения своего недостаточно целой жизни.
Вся наша история – вымысел, с которым все согласны.
География – единственное искусство, в котором последние творения всегда самые лучшие.
Генерал, одержавший победу, в глазах публики не совершал вовсе ошибок, так же как разбитый генерал всегда не прав, как бы ни был уместен его образ действий.
Глаза читателя более строгие судьи, чем уши слушателя.
Горе тем, кто переводит буквально и, передавая каждое слово, обескровливает смысл. Именно здесь можно сказать, что буква убивает, а дух животворит.
Государственного мужа создает характер, а вовсе не исключительная проницательность.
Государственное образование, называвшееся Священной Римской империей, не было ни священным, ни римским, ни империей.
Девушки быстрее учатся чувствовать, чем юноши мыслить.
Для большинства людей исправиться – значит поменять свои недостатки.
Доверить другому чужую тайну – предательство, доверить свою – глупость.
Догмат бессмертия души есть самая утешительная и в то же время наиболее устрашающая идея из всех, которые человеческий дух мог воспринять.
Договаривать все до конца – верный способ наскучить.
Достаточно было одному мужчине влюбиться в женщину, чтобы мир стал таким, каков есть.
Если Бог сотворил человека по своему образу и подобию, то человек отплатил ему тем же.
Если Бога нет в нас, то его нет нигде.
Если бы в Англии была только одна религия, следовало бы опасаться ее деспотизма; если бы их было две, представители каждой перерезали бы друг другу горло; но их там тридцать, а потому они живут в благодатном мире.
Женщина может сохранить лишь одну тайну – тайну своего возраста.
Женщина – это человеческое существо, которое одевается, болтает и раздевается.
Идеальное правительство невозможно, потому что люди наделены страстями; а не будь они наделены страстями, не было бы нужды в правительстве.
Идеи Бога среди людей столь же различны, как их религии и законы. Все люди рождаются с носом и пятью пальцами, но ни один из них не появляется на свет со знанием Бога; прискорбно это или же нет, но таково, несомненно, человеческое состояние.
Излишек – вещь крайне необходимая.
Именно наша любовь к самим себе помогает любви к другим. Разумеется, Бог мог бы создать тварей внимательными единственно только к благу другого. В этом случае купцы находились бы в Индии исключительно в благотворительных целях, а каменщики дробили бы камни, чтобы доставить удовольствие своему ближнему. Но Бог устроил вещи иначе.
Искатель счастья подобен пьяному, который никак не может найти свой дом, но знает, что дом у него есть.
Искусство медицины состоит в том, чтобы помогать пациенту коротать время, пока природа излечивает болезнь.
Книга во времена Гомера и Гесиода была такою же редкостью, как в наши времена хорошая книга.
Когда чернь начинает рассуждать – все пропало.
Короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах своих жен.
Корысть еще более слепа, чем любовь.
Кто не имеет что сказать, всегда говорит плохо.
Лучше поздно, чем плохо.
Люди пользуются умом лишь для того, чтобы оправдать свои дурные поступки, а языком – чтобы скрывать свои мысли.
Маленькие машины работают лучше больших, потому что в последних сильнее трение. Так же и относительно государств.
Маленькие ручейки прозрачны, потому что неглубоки.
Метафизики и теологи весьма напоминают тех гладиаторов, которых заставляли сражаться с повязкой на глазах.
Метафизические системы для философов – то же, что романы для женщин.
Монархия – лучший из худших видов правления.
Настоящие похвалы – это духи, которые приберегают для бальзамирования покойников.
Не бедность невыносима, а презрение. Я могу обходиться без всего, но я не хочу, чтобы об этом знали.
Не неравенство тягостно, а зависимость.
Не следует говорить человеку о недостатках его возлюбленной, объяснять истцу слабые стороны его дела или приводить доводы рассудка ясновидцу.
Не следует громко говорить о милостях, которыми одаряют нас женщины и короли.
Нередко спрашивают, почему те, кому служение повелевает быть учеными и терпимыми, столь часто бывали невежественны и бессердечны. Они были невежественны потому, что слишком долго учились, и жестокими потому, что чувствовали, как их никчемные занятия становятся объектом презрения мудрых людей.
Нет ничего неприятнее, как быть повешенным в неизвестности.
Ничто не пользуется таким уважением, как застарелое зло.
О себе: Мы с Господом Богом кланяемся, но бесед не ведем.
О трактате Руссо «Рассуждение о происхождении неравенства между людьми»: Когда читаешь вашу книгу, разбирает охота побегать на четвереньках.
Образование развивает способности, но не создает их.
Одежда изменяет не только фигуру, но и нравы.
Он был великим патриотом, гуманным человеком, истинным другом – если, конечно, это правда, что он умер.
Опасно быть правым, когда правительство ошибается.
Отчаяние часто выигрывало сражения.
Политика во все времена сохраняла злоупотребления, на которые жаловалось правосудие.
Поэзия говорит больше, чем проза, при помощи меньшего количества слов.
Предрассудки – разум глупцов.
Прекрасное не требует доказательств.
Равенство есть вещь самая естественная и в то же время химера.
Развод, вероятно, почти столь же стар, как и брак. Хотя я полагаю, что брак на несколько недель древнее.
Разум говорит мне, что Бог существует, но разум также говорит мне, что я никогда не узнаю, что это такое.
Разъясненная шутка перестает быть смешной; любой комментатор остроты – просто глупец.
Религиозная догма всегда в безопасности, когда ее опровергают только философы: все академики вселенной ничего не изменят в веровании народа.
Римский календарь был необычайно запутан. Римские полководцы всегда побеждали, но никогда не знали, в какой день это произошло.
Когда слушающий не понимает говорящего, а говорящий не знает, что он имеет в виду, – это философия.
Своим почитателям: Вы хотите удушить меня розами.
Сердце не стареет, но как мучительно селить божество в развалинах!
Сила женщин в слабостях мужчин.
Скромность – знаменитейшее достоинство, если ты знаменит.
Слепой следовало бы изображать не любовь, а самовлюбленность.
Словари составляются из словарей.
Счастье – отвлеченная идея, составленная из нескольких ощущений удовольствия.
Там, где речь идет о деньгах, все одной веры.
Те, кто грешит исключительно против Бога, должны быть наказаны на том свете; те, кто грешит против людей, должны быть наказаны на этом.
Тот, кто умирает при многих свидетелях, умирает всегда мужественно. (По поводу смерти Людовика XIV.)
Утешительна одна только мысль, а именно: какой бы системы мы ни придерживались и с какой фатальностью ни связывали бы все наши действия, мы всегда будем действовать так, как если бы мы были свободны.
Утром я составляю планы, а днем делаю глупости.
Французы говорят быстро и действуют медленно.
Хорошие новости всегда опаздывают, а плохие летят как на крыльях.
Хотя желудок влияет на наши мысли, люди с самыми лучшими желудками – не самые лучшие мыслители.
Цена монеты – пульс государства и довольно верный способ узнать его силы.
Шутки хороши только тогда, когда их подносят еще не остывшими.
Я без ума от женщин, особенно если они красивы и податливы.
Я не знаю ни одного народа, который обогатился бы вследствие победы.
Я не пожелал бы счастья, если бы ради него надо было стать дураком. Если мы дорожим счастьем, то еще больше дорожим разумом. Но, если поразмыслить, окажется, что предпочитать разум счастью значит быть безрассудным.
Я не разделяю ваших убеждений, но я отдам жизнь за то, чтобы вы могли их высказать.
Я признаю, что человек непостижим, но столь же непостижима и вся остальная природа, и в человеке не больше очевидных противоречий, чем во всем остальном.
Вольтеру сообщили, что доктор Галлер далеко не так одобрительно отзывается о его трудах, как Вольтер – о трудах Галлера. «Что ж, – заметил Вольтер, – человеку свойственно ошибаться; возможно, мы ошибаемся оба».
В 1779 году Вольтер отправился из Швейцарии в Париж. На городской заставе его остановили и спросили, не везет ли каких-либо товаров, облагаемых пошлиной. «Господа, – отвечал Вольтер, – у меня в экипаже нет никакой контрабанды, кроме меня самого».
Какой-то автор представил Вольтеру трагедию и попросил высказать о ней свое мнение. Вольтер прочитал рукопись и ответил: «Написать такую трагедию вовсе не трудно; трудность в том, что отвечать ее автору».
На смертном одре, в ответ на предложение отречься от дьявола, Вольтер сказал: «Теперь не время наживать себе новых врагов».
Отчизна это край, где пленница душа.
Моя любовь к отечеству не заставляет меня закрывать глаза на заслуги иностранцев. Напротив, чем более я люблю отечество, тем более и стремлюсь обогатить мою страну сокровищами, извлеченными не из его недр.
Нет человека, в котором не было бы чего-нибудь ненавистного, в котором не был бы скрыт лютый зверь, но лишь немногие честно говорят, как они справляются с этим лютым зверем.
Никто, конечно, не рождается на свет с уже готовыми понятиями о праве и справедливости, но человеческая природа устроена так, что в известном возрасте эти истины естественным образом вырабатываются.
Жить – значит работать. Труд есть жизнь человека.
Словарь – это вселенная в алфавитном порядке.
Никогда не бывает больших дел без больших трудностей.
Видеть и делать новое – очень большое удовольствие.
Для спасения государства достаточно одного великого человека.
Человек создан для действия. Не действовать и не существовать для человека – одно и то же.
Ленивые всегда бывают людьми посредственными.
Честь – это бриллиант на руке у добродетели.
Многочисленность фактов и сочинений растет так быстро, что в недалеком будущем придется сводить все к извлечениям и словарям.
Чтобы добиться успеха в этом мире, недостаточно быть просто глупым, нужно еще иметь хорошие манеры.
Самый нелепый из всех деспотизмов, самый унизительный для человеческой природы, самый несообразный и самый зловредный – это деспотизм священников.
Почему не поднять голос против злодеев прошлого, знаменитых основоположников суеверия и фанатизма, тех, кто впервые схватил на алтаре нож, чтобы отдать на заклание строптивых, не желающих принять их воззрения?
Наиболее суеверные эпохи были всегда эпохами самых ужасных преступлений.
Величайшие распри производят меньше преступлений, чем религиозный фанатизм.
Суеверные в обществе то же, что трусливые в войске: они сами чувствуют и возбуждают в других панический ужас.
Никогда двадцать огромных томов не сделают революции, ее сделают маленькие карманные книжки в двадцать су.
Добродетель и порок, моральное добро и зло – во всех странах определяются тем, полезно или вредно данное явление для общества.
Твердость есть мужество ума, она предполагает просвещенную решимость. Упрямство, напротив, предполагает ослепление.
Мрачная ревность неверною поступью следует за руководящим ее подозрением; перед нею, с кинжалом в руке, идут ненависть и гнев, разливая свой яд. За ними следует раскаяние.
Великие горести оказываются всегда плодом необузданного корыстолюбия.
Тот, кто желает лишить человека страстей на том основании, что они опасны, уподобляется тому, кто пожелал бы выпустить из человека всю кровь, исходя из того, что она является причиной апоплексического удара.
Старость создана для того, чтобы получать огорчения, но она должна быть достаточно благоразумна для того, чтобы переносить их безропотно.
Для глупца старость – бремя, для невежды – зима, а для человека науки – золотая жатва.
С летами все страсти умирают; только себялюбие никогда не умирает.
О немцах я более хорошего, нежели дурного мнения, но вместе с тем не могу не признать за ними один (и весьма крупный) недостаток – их слишком много.
Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других.
Клод-Адриан Гельвеций
(1715—1771 гг.)
философ-просветитель
Большая или меньшая степень уважения, питаемая к автору, зависит от большего или меньшего сходства его идей с идеями читателя.
Большинство авторов ведут себя в своих сочинениях так, как светские люди за беседой: занятые только тем, чтобы нравиться, они мало заботятся о том, как достигнуть этого – ложью или истиной.
Будь гражданином, ибо родина нужна для твоей безопасности, для твоих удовольствий, для твоего благополучия.
Великие умы доходят равным образом и до великих пороков, и до великих добродетелей.
Верный способ судить о характере и уме человека по выбору им книг и друзей.
В любой отрасли знания появление превосходной книги предполагает наличие множества плохих книг.
Воспитание, главным образом, должно засеять наши сердца полезными для индивида и общества привычками.
Воспитание делает нас тем, чем мы являемся.
Все без исключения религии проникнуты фанатизмом и удовлетворяют его потоками человеческой крови.
Все искусство воспитания состоит в том, чтобы ставить молодых людей в условия, способные развить в них зачатки ума и добродетели.
Все ограниченные люди стремятся постоянно опозорить людей основательного и широкого ума.
Всякий изучающий историю народных бедствий может убедиться, что большую часть несчастий на земле приносит невежество.
Глубокие идеи похожи на чистые воды, прозрачность которых затемнена их же глубиной.
Гордость не следует ни подавлять, ни даже ослаблять: ее нужно лишь направлять на достойные цели.
Гуманность в человеке есть результат воспоминания о страданиях, которые ему знакомы либо по собственному опыту, либо по опыту других людей.
Двумя обычными причинами несчастья людей являются, с одной стороны, незнание того, как мало им нужно, чтобы быть счастливыми, а с другой – мнимые потребности и безграничные желания.
Добродетель – это только мудрость, которая заставляет согласовывать страсть с разумом и наслаждение с долгом.
Если кто-нибудь ищет общества образованных людей, если он живет обыкновенно с людьми, превосходящими его по уму, то он становится от этого просвещеннее.
Если хочешь быть богатым, не помышляй увеличить свое имущество, а только уменьши свою жадность.
Если хочешь поступать честно, принимай в расчет и верь только общественному интересу. Личный интерес часто вводит в заблуждение.
Если человек с ранних лет усвоил привычку к труду, труд ему приятен. Если же у него этой привычки нет, то лень делает труд ненавистным.
Желание есть движущая сила души; душа, лишенная желаний, застаивается. Нужно желать, чтобы действовать, и действовать, чтобы быть счастливым.
Желания – это цветы любви, а наслаждения – ее плоды.
Жестокость есть всегда результат страха, слабости и трусости.
Заблуждение всегда противоречит себе, истина никогда.
Задача искусства – волновать сердца.
Законы обязаны своей силой нравам.
Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов.
Из всех способов сделать человека гуманным и сострадательным самый верный состоит в том, чтобы приучить его с раннего возраста отождествлять себя с несчастными и видеть себя в них.
Из всех страстей зависть самая отвратительная. Под знаменем зависти шествуют ненависть, предательство и интриги.
Искусство политики – это искусство делать так, чтобы каждому было выгодно быть добродетельным.
Книга, достоинство которой заключается в тонкости наблюдений над природой человека и вещей, никогда не может перестать нравиться.
Кто сам считает себя несчастным, тот становится несчастным.
…Лишь краткость человеческой жизни принуждает выдающиеся умы ограничивать себя, замыкаться в какой-либо одной отрасли знания.
Лишь по поступкам людей общество может судить об их добродетели.
Лишь разрушив большинство религий, можно заложить в государствах основы здравой нравственности.
Любовь к истине – это наиболее благоприятное условие для нахождения ее.
Любовь к славе есть лишь желание нравиться себе подобным.
Любовь становится моральным грехом, когда она делается главным занятием. Она расслабляет тогда ум и заставляет деградировать душу.
Любовь у человека – мощный источник деятельности.
Люди не рождаются, а становятся теми, кто они есть.
Люди обычно считают, что лучше заблуждаться в толпе, чем в одиночку следовать за истиной.
Людям необходима основанная на природе человека, на опыте, на разуме человеческая мораль.
Между религией и добродетелью нет ничего общего.
Многие почему-то думают, что несправедливые завоевания менее позорят государства, чем кражи – отдельных лиц.
На земле нет ничего, более достойного уважения, чем ум.
Наука о человеке – это наука мудрецов.
Недостаток ума не следует объяснять недостатком памяти.
Нередко человек бывает слишком благоразумным, чтобы быть великим. Надо немного фанатизма, чтобы добиться славы и в литературе, и в государственных делах.
Нет ничего более опасного, чем страсти, которыми разум управляет в запальчивости.
Нет такого ложного суждения, которое не было бы следствием или наших страстей, или нашего невежества.
Обширность ума измеряется числом идей и сочетаний их.
Одинаковое счастье – быть победителем или побежденным в битвах любви.
Одни и те же добродетели оцениваются в разные времена по-разному, в зависимости от их полезности эпохе.
Орлиный взгляд страстей проникает в туманную пропасть грядущего, равнодушие же слепо и тупо от рождения.
Основа нравов людей заключается отнюдь не в их умозрительных принципах, а в их вкусах и чувствах.
Отождествлять бога и нравственность – значит впадать в идолопоклонство, значит обожествлять творения людей.
Очень трудно хвалить того, кто столь заслуживает похвалы.
Покровители невежества суть самые ожесточенные враги человечества.
Полное невежество приводит к полному тупоумию.
После храбрости нет ничего более прекрасного, чем признание в трусости.
Прежде чем приступить к возведению дворца вселенной, сколько нужно еще добыть материала из рудников опыта!
При невежестве ум чахнет за недостатком пищи.
Различие между умом и здравым смыслом заключается в различии причин, их порождающих. Первый является следствием сильных страстей, второй – следствием отсутствия их.
…Реформу нравов следует начать с реформы законов…
Самым мужественным государством бывает то, в котором лучше всего награждается доблесть и сильнее всего наказывается трусость.
Сентенции не создают героев.
Скажи мне, с кем ты близок, и я скажу, кто ты.
Скупые люди сходны с ипохондриками, которые живут в постоянном страхе, повсюду видят опасности и боятся разбиться от прикосновения к чему-либо.
Следует свой ум углублять, а не расширять, и, подобно фокусу зажигательного стекла, собрать все тепло и все лучи своего ума в одной точке.
Соревнование производит гениев, а желание прославиться порождает таланты.
Справедливость наших суждений и наших поступков – не более как удачное совпадение нашего интереса с общественным.
Среди книг, как и среди людей, можно попасть в хорошее и в дурное общество.
Степень ума, нужная, чтобы нам понравиться, служит довольно точною мерою нашего собственного ума.
С того момента, когда люди начинают отличать удовольствие от страдания, когда они испытывают зло и причиняют зло, имеется уже некоторое понятие о справедливости.
Страсти вводят нас в заблуждение, так как они сосредоточивают все наше внимание на одной стороне рассматриваемого предмета и не дают нам возможности исследовать его всесторонне.
Страсти – это пресмыкающиеся, когда они входят в сердце, и буйные драконы, когда они уже вошли в него.
…Страстям науки и искусства обязаны открытиями, а душа – благородством.
Страх перед возможностью ошибки не должен отвращать нас от поисков истины.
Существуют два способа самовосхваления: один – говорить хорошо о себе, второй – поносить других.
Счастье заключается не столько в обладании, сколько в процессе овладения предметом наших желаний.
Счастье людей заключается в том, чтобы любить делать то, что они должны делать.
Только по поступкам мы судим о внутренних движениях, о мыслях, о действиях, о других чувствованиях.
Только рука друга может вырвать шипы из сердца.
Только тот может считать себя свободным от зависти, кто никогда не изучал себя.
Тот, кто глубоко исследует свою душу, так часто ловит себя на ошибках, что поневоле становится скромным. Он уже не гордится своей просвещенностью, он не считает себя выше других.
Тот, кто постоянно сдерживает себя, всегда несчастен из страха быть несчастным иногда.
Ты хочешь нравиться людям? Цени их ум.
…Удовольствие должно быть наградой за труд…
…Ум, если так можно выразиться, начинается там, где кончается здравый смысл.
Ум подобен здоровью: тот, кто им обладает, его не замечает.
Ученый может понимать невежду, потому что он сам был таковым в детстве; невежда же не может понимать ученого, ибо никогда таковым не был.
Угрызения совести начинаются там, где кончается безнаказанность.
…Физическая чувствительность вызвала у нас любовь к удовольствию и отвращение к страданию… затем чувства удовольствия и страдания посеяли и взрастили во всех сердцах семена себялюбия, которые, развиваясь, породили страсти, из коих проистекли все наши пороки и добродетели.
Часто жертвуют величайшими радостями жизни, чтобы гордиться тем, что они принесены в жертву.
Человек, не знакомый с искусством верховой езды, не возьмется давать советов, как объезжать лошадей. Но в морали мы бываем менее недоверчивы. Здесь мы всегда считаем себя знающими и способными подавать советы всем людям.
Человек является воспитанником всех окружающих его предметов, всех тех положений, в которые его ставит случай.
Человечность – это осмысленное чувство; только воспитание его развивает и укрепляет.
Чем совершеннее воспитание, тем счастливее народы.
Чтобы быть совершенно лишенным смелости, нужно быть совершенно лишенным желаний.
Чтобы достигнуть полного успеха, необходимо, чтобы к красоте стиля присоединились выдающиеся идеи. Без этого литературное произведение не может выдержать испытания временем.
Чтобы удивиться, достаточно одной минуты; чтобы сделать удивительную вещь, нужны долгие годы.
Что такое нравственность? Наука о соглашениях, придуманных людьми для того, чтобы совместно жить наиболее счастливым образом. Подлинная цель этой науки – счастье наибольшего числа людей.
Бывают люди, которых нужно ошеломить для того, чтобы их убедить.
Вера в предрассудки сходит у людей за здравый смысл.
Ганнибал был одноглаз. Он высмеял того художника, который нарисовал его с двумя глазами, и наградил того, который изобразил его в профиль. Никто не хочет слишком пошлых славословий, но каждый испытывает приятное облегчение, когда скрывают его недостатки.
Гений есть лишь непрерывное внимание.
Говорят, что великий человек не является таким в глазах своей жены или своего лакея. Это верно. Можно ли привыкнуть жить с человеком, которым приходилось бы слишком часто восхищаться?
Государства и армии часто бывают подобны кораблям, которым мешают плавать их размеры.
Деспотизм царствует лишь над автоматами. Характером люди обладают только в свободных странах.
Если люди не верят в сказки о феях и духах, то их удерживает от этого отнюдь не нелепость этих сказок, а то, что им не было приказано в них верить.
За неимением довода приводят цитату.
Инквизитор, который осудил Галилея, наверное, относился с презрением к злодейству и тупоумию судей Сократа.
Интерес всегда обостряет ум. Мои арендаторы обманывали меня всегда, когда хотели: во-первых, потому, что они знали лучше меня то, о чем шла речь; во-вторых, потому, что они были более заинтересованы в том, чтобы обмануть меня, так как они были бедны, а я – богат.
Интриги и маневры, необходимые для того, чтобы добиться хорошей репутации, мешают нам ее заслужить.
История – это роман событий, а роман – история чувств.
Лживые люди меньше всего знают людей: они слишком заняты тем, чтобы скрывать свою суть.
Люди всегда против разума, когда разум против них.
Люди, которых называют слабыми, всего лишь равнодушны, ибо у каждого найдется сила, когда окажется затронутым предмет его страстей.
Мелкие недостатки в великом произведении – это крохи, которые бросают зависти.
Мудрость главенствует в советах, а судьба – в событиях.
Мы говорим парадоксы за невозможностью найти истины.
Некрасивые люди обычно имеют больше ума, потому что у них меньше возможностей для удовольствия и больше времени для учения.
Нет ничего более иллюзорного, чем первые признаки гениальности. Ньютон и Фонтенель были посредственными учениками. Классы полны милых детей, но свет полон глупых людей.
Новая мысль появляется при сравнении двух предметов, которые еще не сравнивали.
Отец говорил сыну: ты глуп, будь по крайней мере решителен – это искупит твою глупость.
Судьба продает дорого то, что она обещает дать.
Суровые советы совсем не производят действия – это вроде молота, который всегда отталкивается наковальней.
Сущность любви заключается в том, чтобы никогда не быть счастливым.
Терпимость в государстве – признак равновесия сил.
У добродетели много проповедников и мало мучеников.
Чтобы передать свои мысли, надобно гораздо больше ума, чем чтобы иметь их.
Любовь к отечеству совместима с любовью ко всему миру. Народ, приобретая свет знания, не наносит тем ущерба своим соседям. Напротив, чем государства просвещеннее, тем больше они сообщают друг другу идей, и тем больше увеличивается сила и деятельность всемирного ума.
Чтобы быть честным, надо присоединить к благородству души просвещенный ум. Тот, в ком соединены эти различные дары природы, всегда руководствуется компасом общественной пользы.
Опыт показывает, что человек считает заблуждающимся всякого человека и плохой всякую книгу, которые расходятся с его взглядами.
Чему учит нас история религий? Что они повсюду раздували пламя нетерпимости, устилали равнины трупами, поили землю кровью, сжигали города, опустошали государства; но они никогда не делали людей лучшими.
Всякий религиозный догмат – это зародыш преступлений и раздоров между людьми.
В каждой стране искусство формировать людей так тесно связано с формой правления, что какое-либо значительное изменение в общественном воспитании вряд ли возможно без изменений в самом государственном строе.
Общество признает и уважает только те достоинства, которые доказаны на деле. Кто хочет точно знать, чего он стоит, может узнать это только от народа и, следовательно, должен отдать себя на его суд.
Любовь – это дар небес, который требует, чтобы его лелеяли – самые совершенные души и самое прекрасное воображение. Пылкие наслаждения усыпляются браком, дар небес утрачивается под влиянием грубого и безвкусного разврата, а выгода превращает его в товар.
Любовь в соответствии с различными характерами по-разному пылает. Во льве жгучее и кровожадное пламя выражается в рычании, в высокомерных душах – в пренебрежении, в нежных душах – в слезах и унынии.
В юности у человека зарождаются возвышенные мысли, которые должны впоследствии сделать его знаменитым.
Интриги и маневры, которые необходимы, чтобы добиться хорошей репутации, мешают нам ее заслужить.
Поль Анри-Гольбах
(1723—1789 гг.)
философ
Бог, оказавшийся настолько вероломным и коварным, чтобы создать первого человека и затем подвергнуть его искушению и греху, не может считаться существом совершенным и должен быть назван чудовищем безрассудства, несправедливости, коварства и жестокости.
В вопросах религии людей можно назвать взрослыми детьми.
Возмездие в жизни загробной – не что иное, как призрак, выдуманный для помрачения человеческого разума, изобретенный для того, чтобы обмануть и сбить с толку людей, чтобы навсегда лишить их спокойствия и превратить в послушных рабов духовенства.
Все религии, какие мы только видим на земле, дают нам лишь клубок вымыслов и бредней, возмущающих ум.
Всякая религия по сущности своей нетерпима как в силу своих принципов, так и в силу своих интересов.
Выбор религии народом всегда определяется его правителями. Истинной религией всегда оказывается та, которую исповедует государь; истинный бог – тот бог, поклоняться которому приказывает государь; таким образом, воля духовенства, которое руководит государями, всегда оказывается и волей самого бога.
Гений – это зрение, схватывающее одним взглядом все пункты обширного горизонта.
Говорить, что нравственные идеалы врождены или представляются результатом инстинкта, – это все равно что утверждать, будто человек способен читать, не зная еще букв алфавита.
Говорить, что религия недоступна разуму, значит допускать, что она не создана для разумных существ; значит согласиться с тем, что сами доктора богословия ничего не смыслят в тайнах, которые они каждодневно проповедуют.
Говорят, что бог терпелив. Но терпеть явное зло – не значит ли обнаруживать бессилие или даже соучастие в этом зле?
Делать счастливыми других – вот самый верный способ стать счастливым в этом мире; быть добродетельным – значит заботиться о счастье себе подобных.
Добродетель несовместима с невежеством, суеверием, рабством; рабов можно удержать лишь страхом наказания.
Догмы всякой религии оказываются нелепостью с точки зрения другой религии, проповедующей иные, столь же бессмысленные доктрины.
Долой разум! – вот основа религии.
Друг, бесполезный для своего друга, становится для него чужим человеком.
Духовенство было бы весьма недовольно, если бы его духовный труд оплачивался духовно.
Евангелие действительно принесло «не мир, но меч». От апостолов и до нашего времени христианский мир раздирается ненавистью, преследованием и яростью.
Если бог воздерживается в течение достаточно длительного времени от применения своего правосудия и допускает зло в течение всего существования нашей планеты, какие же могут быть у нас гарантии того, что и в другом мире божественное правосудие не будет точно так же бездействовать и попустительствовать страданиям его обитателей?
Если бы в этом мире не было зла, человек никогда не помышлял бы о божестве.
Если служители церкви очень часто и позволяли народам с оружием в руках защищать дело божье, то они никогда не допускали бунта против реального зла и очевидного насилия.
Желание нравиться, верность традициям, страх показаться смешным и боязнь людских пересудов – вот стимулы значительно более сильные, чем религиозные представления.
Истина являет себя лишь здоровому духу в здоровом теле.
Можно подумать, что религиозная мораль только для того и придумана, чтобы разрушить общество, превратить людей в первобытных дикарей.
Мораль была бы пустой наукой, если бы она не могла показать человеку, что его величайший интерес заключается в том, чтобы быть добродетельным.
Не бог создал человека по своему образу и подобию, а человек всегда творил бога по своему образцу, наделяя его своим умом, своими качествами, особенно – пороками.
Невежество – первая предпосылка веры, и поэтому церковь так высоко его ценит.
Незнание естественных причин заставило человека создать богов: обман превратил их во что-то грозное.
Некий шутник правильно заметил, что «истинная религия всегда та, на чьей стороне государь и палач».
Никакой необходимости верить в бога нет, а самое разумное – о нем вовсе не думать.
Никогда нельзя жить счастливо, если все время дрожишь от страха.
Ни один человек не может быть героем в глазах своего лакея. Неудивительно, что бог, из которого священники делают пугало для других, мало пугает их самих и почти не оказывает никакого влияния на их поведение.
Нравственность есть наука об отношениях, существующих между людьми, и об обязанностях, вытекающих из этих отношений.
Ожидание будущего блаженства и страх будущих мучений лишь помешали людям думать о том, чтобы стать счастливыми здесь, на земле.
Основой дружеской привязанности являются те выгоды, которые друзья рассчитывают получить друг от друга. Лишите их этих выгод – и дружба перестанет существовать.
От суеверия следовало бы лечить, как от запоя; суеверие – хроническое заболевание, поддающееся излечению. Правда, никогда нельзя быть уверенным, что эта болезнь не даст рецидива.
Поклоняться богу – значит поклоняться вымыслу, созданному человеческим воображением, или попросту поклоняться тому, чего нет.
Полагать, что мы обязаны верить в вещи, не доступные нашему разуму, так же нелепо, как утверждать, что бог требует, чтобы мы летали, не имея крыльев.
Правосудие есть основание всех общественных добродетелей.
Приверженность к любой системе воззрения – не что иное, как результат привычки; уму так же трудно отказаться от привычного образа мышления и усвоить новые представления, как телу – действовать и жить, не пользуясь свойственными ему способностями и органами.
Пытаться излечить людей от пороков, не искоренив в них предрассудков, – бесполезно.
Религия есть не что иное, как искусство занимать ограниченный ум человека предметом, которого он не в состоянии понять.
Религия по существу своему враг человеческих радостей и человеческого благоденствия. Блаженны нищие! Блаженны плачущие! Блаженны страждущие! Горе тем, кто живет в довольстве и веселье! Таковы те редкостные открытия, которые провозглашает христианство!
Религия представляет собой узду для людей, неуравновешенных по характеру или пришибленных обстоятельствами жизни. Страх перед богом удерживает от греха только тех, кто не способен сильно желать или уже не в состоянии грешить.
Религия утешает лишь тех, кто не способен охватить ее в целом; туманные обещания наград могут соблазнить только тех людей, которые не в состоянии задуматься над отвратительным, лживым и жестоким характером, приписываемым религией богу.
Самое недостоверное во всякой религии – это ее основа.
Священники скоро заметили, что, работая на богов, они работали на себя, что они могут невозбранно приложить руки к дарам, обетам и жертвам, приносимым существам, которые никогда не предъявляли требований на все эти вещи.
Смерть за какое-либо убеждение так же мало доказывает истинность или превосходство этого убеждения, как и смерть в сражении ни в какой степени не может служить доказательством правоты государя, ради интересов которого многие безумцы готовы отдать свою жизнь.
Совесть – это наш внутренний судья, безошибочно свидетельствующий о том, насколько наши поступки заслуживают уважения или порицания наших близких.
Страх всегда был и будет самым верным средством обмана и порабощения людей.
Суеверие, завладев душой человека, способно навсегда нарушить ее покой.
Суеверие – явление преходящее; никакая сила не может быть долговечной, если она не основывается на истине, разуме и справедливости.
Только самое дикое варварство, самая подлая корысть, самое слепое тщеславие могли подсказать догму о вечных адских муках.
Тщеславие и алчность были во все века главными пороками духовенства.
Уживчивость, терпимость, человечность – эти основные добродетели всякой моральной системы совершенно несовместимы с религиозными предрассудками.
Человек всегда будет искать наслаждений, потому что ему свойственно любить все, что скрашивает и делает приятным существование; никогда не удастся заставить человека любить неудобства и несчастья.
Человек суеверен только потому, что пуглив; он пуглив только потому, что невежествен.
Человек – это восприимчивое, чувствующее, разумное и рассудительное существо, стремящееся к самосохранению и счастью.
Человеческий род во всех странах стал жертвой священнослужителей; они назвали религией системы, изобретенные ими для покорения человека, воображение которого они пленили, рассудок которого они затмили, разум которого они стараются уничтожить.
Чем больше мы размышляем о догмах и принципах религии, тем более мы убеждаемся, что их единственная цель состоит в защите интересов тиранов и духовенства в ущерб интересам общества.
Чтобы постичь истинные основы морали, людям нет необходимости ни в богословии, ни в откровениях, ни в богах; для этого достаточно простого здравого смысла.
Всякий, кто серьезно задумается над религией и ее сверхъестественной моралью, кто трезво взвесит все ее преимущества и недостатки, сможет убедиться, что религия и ее мораль вредны человечеству и, во всяком случае, противоречат природе человека.
Чтобы счастье наше было полно, мы нуждаемся в привязанности и помощи окружающих нас людей; последние же согласятся любить и уважать нас, помогать нам в наших планах, работать для нашего счастья лишь в той мере, в какой мы готовы работать для их благополучия, эту необходимую связь называют нравственным долгом, нравственной обязанностью.
Чем внимательнее мы будем изучать религию, тем больше будем убеждаться, что ее единственная цель – благополучие духовенства.
Незнание природы является корнем тех неизвестных сил, перед которыми так долго трепетал человеческий род, и тех суеверных вероучений, которые были источниками всех его бедствий.
Мы довольно часто встречаем самых просвещенных людей, продолжающих верить детским предрассудкам… Часто жертвами суеверия оказываются даже гениальные люди; присущая им сила воображения иногда лишь усугубляет из заблуждения и еще больше привязывает к воззрениям, которых они бы устыдились, будь им позволено прибегнуть к собственному разуму… Самые здравомыслящие люди, разумно рассуждающие по поводу любого иного предмета, впадают в детство, как только дело коснется религии.
Что бы ни говорили наши богословы, не стоит большого труда понять, что христианское вероучение в конечном счете устанавливалось всегда властью императоров и королей; богословские догмы, якобы наиболее угодные богу, в каждой стране преподавались народу посредством вооруженной силы; истинной оказывалась всегда та вера, которую исповедовал государь; правоверными считались всегда те, кто обладал достаточной властью и силой, чтобы истребить врагов, которые объявлялись врагами самого бога.
Поклонники бога ревнивого, мстительного и кровожадного – таков со всей очевидностью бог иудеев и христиан – не могут быть ни сдержанны, ни терпимы, ни человечны. Поклонники бога, которого могут оскорбить мысли и убеждения его слабых творений, который присуждает к вечным мукам, к истреблению всех, исповедующих иное вероучение, точно так же неизбежно должны быть нетерпимы, жестоки и злопамятны.
Стоит только непредубежденными глазами взглянуть на вещи, чтобы убедиться, что священники – чрезвычайно опасные люди. Они ставят себе целью господствовать над умами, чтобы иметь возможность грабить кошельки.
Христианская мораль, словно нарочно придуманная для того, чтобы сковать человеческую природу и поработить ее выдуманным призракам, не имела поэтому никакого влияния на большинство людей.
Она послужила лишь к тому, чтобы измучить, истерзать некоторые слабые и легковерные души, и не смогла удержать ни одного человека, увлеченного сильной страстью или укоренившейся привычкой.
Мораль не имеет ничего общего с религией… религия не только не служит основой морали, но скорее враждебна ей. Истинная мораль должна быть основана на природе человека; мораль религиозная всегда будет зиждиться только на химерах и на произволе тех людей, которые наделяют бога языком, часто в корне противоречащим и природе, и разуму человека.
Умереть за религию еще не значит доказать, что эта религия истинная и божественная; это доказывает в лучшем случае веру мучеников в то, что их религия такова. Какой-нибудь энтузиаст, идущий ради религии на смерть, доказывает разве только, что религиозный фанатизм часто может быть сильнее привязанности к жизни.
Мораль есть единственный культ, единственная естественная религия человека на земле, единственное, что должно занимать его в этом мире. Только выполняя требования этой морали, мы можем считать себя выполняющими божественную волю. Если действительно бог сделал человека тем, что он есть, то, стало быть, бог наделил его и чувством самосохранения, и стремлением к счастью. Если это бог сотворил нас разумными, значит, он пожелал, чтобы мы считались с разумом, разбираясь, где добро и зло, полезное и вредное. Если он сделал нас существами общественными, значит, он хотел, чтобы мы жили в обществе и стремились к его сохранению и благополучию.
Никакой бог ничего не поделает с тем человеком, который настолько неразумен, что пренебрегает общественным мнением, игнорирует приличия, попирает законы и обрекает самого себя позору и проклятию своих ближних. Всякий здравомыслящий человек легко поймет, что в этом мире уважение и любовь окружающих нужны для его собственного счастья и что для всех, кто вредит себе своими пороками и навлекает на себя презрение общества, жизнь становится мучительным бременем.
Полагать, что мы обязаны верить в вещи, не доступные нашему разуму, так же нелепо, как утверждать, что бог требует, чтобы мы летали, не имея крыльев.
Отрекитесь навсегда от суеверия, могущего принести лишь несчастье; пусть вашей единственной религией будет естественная мораль; пусть вашей неизменной целью будет счастье, а вашим руководителем – разум, и да поможет вам добродетель достичь этой высокой цели; пусть эта добродетель будет вашим единственным богом. Любить добродетель и жить в добродетели – вот единственный способ поклоняться богу. Если действительно есть бог, заботящийся о своих творениях, бог справедливый, добрый и мудрый, он не прогневается на вас за обращение к разуму.
Жан-Лерон д'Аламбер
(1717—1783 гг.)
математик,
механик и философ
Иные люди считают себя глубокими, между тем как они просто пошлые.
Истинное равенство граждан состоит в том, чтобы все они одинаково были подчинены законам.
Истинно честный человек должен предпочитать себе – семью, семье – отечество, отечеству – человечество.
Истинный философ есть тот, кто, не хвастая, обладает тою мудростью, которою хвастают другие, не обладая ею.
Легкомыслие смотрит легко на вещи серьезные и серьезно на вещи вздорные.
Нет ничего опаснее в обществе, чем человек без характера.
Одна лишь посредственность не имеет врагов.
Простота всегда бывает следствием возвышенности чувств.
Роскошь есть преступление против человечества, пока хоть один человек общества нуждается.
Часто неясность происходит столько же от многословия, сколько и от излишней краткости.
Чувство… внимающее нравственным истинам, зовется совестью… его можно было бы назвать очевидностью сердца, ибо, сколь бы ни было оно отлично от очевидности ума… оно имеет над нами не меньшую власть.
Нельзя никого тронуть, не будучи в душе тронутым, нельзя никого убедить, не будучи в душе убежденным.
Жорж-Жак Дантон
(1759—1794 гг.)
деятель Великой французской
революции, один из вождей якобинцев
После хлеба самое важное для народа школа.
Нельзя унести родину на подошвах своих сапог.
Дени Дидро
(1713—1784 гг.)
философ-просветитель,
писатель
Везде, где признают Бога, существует культ, а где есть культ, там нарушен естественный порядок нравственного долга, и нравственность падает.
Величайшее недоразумение – это вдаваться в мораль, когда дело касается исторических фактов.
Верх безумия – ставить себе целью разрушение страстей.
Воображение! Без этого качества нельзя быть ни поэтом, ни философом, ни умным человеком, ни мыслящим существом, ни просто человеком.
Врачи непрестанно трудятся над сохранением нашего здоровья, а повара – над разрушением его; однако последние более уверены в успехе.
Вся сила нравственной совести заключается в осознании сделанного зла.
В тот момент, когда художник думает о деньгах, он теряет чувство прекрасного.
Где бы ты ни очутился, люди всегда окажутся не глупее тебя.
Где, как не в браке, можно наблюдать примеры чистой привязанности, подлинной любви, глубокого доверия, постоянной поддержки, взаимного удовлетворения, разделенной печали, понятых вздохов, пролитых вместе слез?
Глубокие мысли – это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.
Гнить ли под мрамором или под землей – все равно гнить.
Дать обет бедности – значит поклясться быть лентяем и вором. Дать обет целомудрия – значит обещать Богу постоянно нарушать самый мудрый и самый важный из его законов. Дать обет послушания – значит отречься от неотъемлемого права человека – от свободы. Если человек соблюдает свой обет – он преступник, если он нарушает его – он клятвопреступник. Жизнь в монастыре – это жизнь фанатика или лицемера.
Два качества необходимы художнику: чувство нравственности и чувство перспективы.
Для того чтобы растрогать, не нужно быть растроганным.
Если бояться смерти, ничего хорошего не сделаешь; если все равно умираешь из-за какого-нибудь камешка в мочевом пузыре, от припадка подагры или по другой столь же нелепой причине, то уж лучше умереть за какое-нибудь великое дело.
Если ложь на краткий срок и может быть полезна, то с течением времени она неизбежно оказывается вредна. Напротив того, правда с течением времени оказывается полезной, хотя может статься, что сейчас она принесет вред.
Если нет цели, не делаешь ничего, и не делаешь ничего великого, если цель ничтожна.
Есть моральная тактичность, которая у гуманного человека сказывается во всех его поступках и которой не имеет злой человек.
Женщины пьют льстивую ложь одним глотком, а горькую правду каплями.
Живописец и скульптор – оба поэты, но последний никогда не впадает в шарж. Скульптура не терпит ни шутовства, ни паясничества, ни забавного, даже редко комическое. Мрамор не смеется.
Жизнь злых людей полна тревог.
Знание того, какими вещи должны быть, характеризует человека умного; знание того, каковы вещи на самом деле, характеризует человека опытного; знание же того, как их изменить к лучшему, характеризует человека гениального.
Искренность – мать правды и вывеска честного человека.
Искусство заключается в том, чтобы найти необыкновенное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном.
Истина любит критику, от нее она только выигрывает; ложь боится критики, ибо проигрывает от нее.
Каждое произведение ваяния или живописи должно выражать собою какое-либо великое правило жизни, должно поучать, иначе оно будет немо.
Когда мужчины неуважительно относятся к женщине, это почти всегда показывает, что она первая забылась в своем обращении с ними.
Любовь часто отнимает разум у того, кто его имеет, и дает тем, у кого его нет.
Люди, выдающиеся своими талантами, должны тратить свое время так, как этого требует уважение самих к себе и к потомству. Что подумало бы о нас потомство, если бы мы ничего не оставили ему.
Люди перестают мыслить, когда перестают читать.
Можно обнаруживать постоянство при малодушии и скудоумии; но твердость может обнаруживать только характер, отличающийся силой, возвышенностью, умом. Легкомыслие, податливость и слабость противоположны твердости.
Монастырь – это темница, куда ввергают тех, кого общество выбросило за борт.
Моя дружба слишком осмотрительна, если опасность моего друга не заставляет меня забывать о моей собственной опасности.
Мы считаем трусом того, кто допустил, чтобы в его присутствии оскорбительно отзывались о его друге.
Набросок – сознание пыла и гения, картина – создание труда, терпения, долгого изучения и законченных знаний в искусстве.
Награждая хороших, мы тем самым наказываем дурных.
Наилучший порядок вещей – тот, при котором мне предназначено быть, и к черту лучший из миров, если меня в нем нет.
Напрасно трус бьет себя кулаком в грудь, чтобы набраться храбрости; ее нужно иметь прежде того и лишь укреплять в общении с теми, кто ею обладает.
Народ, который думает, что честными делает людей вера, а не хорошие законы, кажется мне весьма отсталым.
Не Бог создал людей по своему образу, а люди ежедневно создают его по своему. Бог магометанина не таков, как бог христианина. Бог протестанта не такой, как бог католика. Бог взрослого отличается от бога ребенка и от бога стариков.
Неизменно помни, что природа – не Бог, человек – не машина, гипотеза – не факт.
Не следует нарочно делать умными героев пьесы, а нужно уметь поставить их в такие условия, при которых они должны проявлять ум.
Нет достоинства при отсутствии ясных и четких понятий общего блага.
Нет такого уголка в мире, где различие в религиозных воззрениях не орошало бы землю кровью.
Образование придает человеку достоинство, да и раб начинает сознавать, что он не рожден для рабства.
Отнимите у христианина страх перед адом – и вы отнимете у него веру.
Перелистайте историю всех народов земли: везде религия превращает невинность в преступление, а преступление объявляет невинным.
Порок раздражает людей только время от времени, а внешние его черты раздражают их с утра до вечера.
Предварительное знание того, что хочешь сделать, дает смелость и легкость.
Природа подобна женщине, которая, показывая из-под нарядов то одну часть своего тела, то другую, подает настойчивым поклонникам некоторую надежду узнать ее когда-нибудь всю.
Разве вам не известно, что настоящее блаженство заключается в том, что все люди нуждаются друг в друге, и что вы ожидаете помощи от себе подобных точно так же, как они ждут ее от вас?
Разве мы властны влюбляться или не влюбляться? И разве, влюбившись, мы властны поступать так, словно бы этого не случилось?
Расплата в этом мире наступает всегда. Есть два генеральных прокурора: один – тот, кто стоит у ваших дверей и наказывает за проступки против общества, другой – сама природа. Ей известны все пороки, ускользающие от законов.
Ревность – это страсть убогого, скаредного животного, боящегося потери; это чувство, недостойное человека, плод наших гнилых нравов и права собственности, распространенного на чувствующее, мыслящее, хотящее, свободное существо.
Религия мешает людям видеть, потому что она под страхом вечных наказаний запрещает им смотреть.
Родители любят своих детей тревожной и снисходительной любовью, которая портит их. Есть другая любовь, внимательная и спокойная, которая делает их честными. И такова настоящая любовь отца.
Самый счастливый человек тот, кто дарит счастье наибольшему числу людей.
Сказать, что человек состоит из силы и слабости, из разумения и ослепления, из ничтожества и величия, – это значит не осудить его, а определить его сущность.
Стараться оставить после себя больше знаний и счастья, чем их было раньше, улучшать и умножать полученное нами наследство – вот над чем мы должны трудиться.
Страсти без конца осуждают, им приписывают все человеческие несчастья и при этом забывают, что они являются также источником всех наших радостей.
Существует только одна добродетель – справедливость, одна обязанность – стать счастливым, один вывод – не преувеличивать ценности жизни и не бояться смерти.
Такова жизнь: один вертится между шипами и не колется; другой тщательно следит, куда ставить ноги, и все же натыкается на шипы посреди лучшей дороги и возвращается домой ободранный до потери сознания.
Только страсти и только великие страсти могут поднять душу до великих дел. Без них конец всему возвышенному как в нравственной жизни, так и в творчестве.
Только честному человеку подобает быть атеистом.
Тот, кто рассказывает тебе о чужих недостатках, рассказывает другим о твоих.
Умный человек видит перед собой неизмеримую область возможного, глупец же считает возможным только то, что есть.
Философы говорят много дурного о духовных лицах, духовные лица говорят много дурного о философах; но философы никогда не убивали духовных лиц, а духовенство убило немало философов.
Хороший стиль кроется в сердце.
Храбрец избегает опасности, а трус, безрассудный и беззащитный, устремляется к пропасти, которой не замечает из-за страха; таким образом, он спешит навстречу несчастью, которое, может быть, ему и не предназначалось.
Человек создан, чтобы жить в обществе; разлучите его с ним, изолируйте его – и мысли его спутаются, характер ожесточится, сотни нелепых страстей зародятся в его душе, сумасбродные идеи пустят ростки в его мозгу, как дикий терновник среди пустыря.
Чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются.
Что такое истина? Соответствие наших суждений созданиям природы.
Широта ума, сила воображения и активность души – вот что такое гений.
Я не знаю профессии, которая требовала бы более изысканных форм и более чистых нравов, чем театр.
Я требую от учителя только добрых нравов, так же, как я потребовал бы их от каждого гражданина.
Ах, какой превосходной комедией был бы этот мир, не будь у нас в ней своей роли!
Бог! Ведь это просто слово, один обыкновенный слог для объяснения существования мира.
В истории любого народа найдется немало страниц, которые были бы великолепны, будь они правдой.
Все, что обычно, – просто; но не все, что просто, – обычно. Оригинальность не исключает простоты.
Добродетель прекрасная вещь; и злые и добрые отзываются о ней хорошо. Ибо она выгодна для первых и для вторых.
Если бы все на земле было бы превосходно, то и не было бы ничего превосходного.
Желание прослыть умным человеком сильнее, нежели боязнь прослыть злым.
Женская стыдливость – всего лишь хорошо понятое кокетство.
Женщины ненавидят друг друга и, однако, все до единой, защищают друг друга.
Заблуждения, освященные гением великих мастеров, становятся со временем общепризнанными истинами.
Книги, которые мы листаем реже всего и с наибольшим пристрастием, – это книги наших коллег.
Лучше изнашиваться, чем ржаветь.
Людей, рассуждающих логически, больше, нежели красноречивых. Красноречие есть искусство приукрашивать логику.
Мы всегда остаемся собой, хотя ни минуты не остаемся одними и теми же.
Мы добиваемся любви других, чтобы иметь лишний повод любить себя.
Не пускайтесь в объяснения, если хотите быть понятыми.
Нечаянно, нежданно мы оказываемся на краю могилы, как рассеянный – на пороге своего дома.
Ни в одну эпоху и ни у какой нации религиозные мнения не служили основой для национальных нравов. Боги, которым поклонялись древние греки и римляне, честнейшие на земле люди, были самыми разнузданными канальями.
Никогда еще, с тех пор как стоит мир, два любовника не произносили «Я вас люблю» на один и тот же лад, и, сколько бы миру ни существовать, две женщины не ответят «И я вас тоже» одинаково.
Одного человека как-то спросили, существуют ли настоящие атеисты. Вы думаете, ответил он, что существуют настоящие христиане?
Потомство для философов – это потусторонний мир для верующего.
Признательность есть бремя, а всякое бремя для того и создано, чтобы его сбросить.
Разве веруют в Бога из-за какой-нибудь выгоды? – Не знаю; но соображения выгоды нисколько не вредят делам ни этого, ни другого мира.
Сочинитель может завести себе любовницу, которая умеет состряпать книгу, но жена его должна уметь состряпать обед.
Терпимость неизбежно ведет к равнодушию.
Тот, кто остается верен своей религии только потому, что он был в ней воспитан, имеет столько же оснований гордиться своим христианством или мусульманством, сколько тем, что не родился слепым или хромым. Это – счастье, а не заслуга.
Шестидесятилетний Вольтер – это попугай, повторяющий тридцатилетнего Вольтера.
Юноша хочет женщину, женщину как таковую; старец же ищет женщину красивую. Если нация обладает вкусом, значит, она состарилась.
Актеры производят впечатление на публику не тогда, когда они неистовствуют, а когда хорошо играют неистовство.
Актеры способны играть любой характер именно потому, что сами вовсе лишены его.
В театр приходят не смотреть слезы, а слушать речи, которые их исторгают.
Величайший автор тот, кто как можно меньше оставляет воображению актера.
Говорят, что оратор всего значительнее, когда он воспламенен, когда он негодует. Я отрицаю это. Он сильнее, когда подражает гневу.
Крайняя чувствительность создает посредственных актеров; средняя чувствительность дает большинство плохих актеров, и только ее отсутствие дает великих актеров.
В природе человеческой два противоположных начала: самолюбие, влекущее нас к себе самим, и добродетельность, толкающая нас к другим. Если бы одна из этих пружин сломалась, человек был бы злым до бешенства или великодушным до безумия.
Либо Бог разрешил, либо всеобщий механизм, называемый судьбою, захотел, чтобы мы в продолжение жизни были предоставлены всякого рода случайностям; если ты мудр и лучший отец, чем я, ты с молодых лет убедишь своего сына, что он хозяин своей жизни, чтобы он не жаловался на тебя, даровавшего ему жизнь.
Признание своей немощности – великий урок, который мы извлекаем. Не лучше ли приобрести доверие к себе других людей искренностью признания, что я ничего не знаю, чем бормотать слова и вызывать жалость к себе потугами все объяснить? Свободно сознающийся в незнании того, что он не знает, побуждает меня верить тому, что он берется мне объяснить.
Необъятную сферу наук я себе представляю как широкое поле, одни части которого темны, а другие освещены. Наши труды имеют своей целью или расширить границы освещенных мест, или приумножить на поле источники света. Одно свойственно творческому гению, другое – проницательному уму, вносящему улучшения.
Даже согласившись, что люди гениальные обычно бывают странны, или, как говорится, нет великого ума без капельки безумия, мы не отречемся от них; мы будем презирать те века, которые не создали ни одного гения. Гении составляют гордость народов, к которым принадлежат; рано или поздно им воздвигают статуи, и в них видят благодетелей человеческого рода.
Если разум – дар неба и если то же самое можно сказать о вере, значит, небо ниспослало нам два дара, которые несовместимы и противоречат друг другу. Чтобы устранить эту трудность, надо признать, что вера есть химерический принцип, не существующий в природе.
Люди жили бы довольно спокойно в этом мире, если бы были вполне уверены, что им нечего бояться в другом; мысль, что Бога нет, не испугала еще никого, но скольких ужасала мысль, что существует такой бог, какого мне изображают!
Если какое-нибудь явление превышает, по нашему мнению, силы человека, то мы тотчас же говорим: это дело Божие; наше тщеславие не может удовольствоваться меньшим. Не лучше ли было бы, если бы мы вкладывали в свои рассуждения несколько меньше гордости и несколько больше философии? Если природа представляет нам какую-нибудь загадку, какой-нибудь трудно распутываемый узел, то оставим его таким, каков он есть, и не будем стараться разрубить его рукой существа, которое становится для нас новым узлом, еще труднее распутываемым, чем первый.
Для того, чтобы растрогать, не нужно быть растроганным.
Есть два рода законов: одни – безусловной справедливости и всеобщего значения, другие же – нелепые, обязанные своим признанием лишь слепоте людей или силе обстоятельств. Того, кто повинен в их нарушении, они покрывают лишь мимолетным бесчестьем – бесчестьем, которое со временем падает на судей и на народы, и падает навсегда. Кто ныне опозорен – Сократ или судья, заставивший его выпить цикуту?
Он второй во всех жанрах.
Шарль-Пино Дюкло
(1704—1772 гг.)
писатель и историк
Есть три рода невежества: совсем не знать ничего; знать дурно то, что все знают; знать не то, что следует знать.
Гнев – это откровенная и мимолетная ненависть; ненависть – это сдержанный и постоянный гнев.
Порицать молодого человека за то, что он влюблен, все равно что упрекать кого-нибудь в том, что он болен.
По отношению к виновным нужно быть суровым без жестокости или снисходительным без попустительства.
Цезарь Дюмарсе
(1678—1756 гг.)
лингвист
Чем больше разума в человеке, тем больше найдете вы в нем честности. Наоборот, там, где фанатизм и суеверие, – царят запальчивость и страсти.
Этьен-Бонно Де Кондильяк (Кондийак)
(1715—1780 гг.)
философ, историк и экономист
Человек, который знал бы только свое собственное существование, не имел бы никакого представления о смерти.
Жан-Антуан-Никола Кондорсе
(1743—1794 гг.)
социолог и политический деятель
Злоупотребление научным языком превращает в науку слов то, что должно быть наукой фактов.
Наши надежды на улучшение человеческого рода в будущем могут быть сведены к трем положениям: уничтожение неравенства между нациями, прогресс равенства между различными классами того же народа, наконец, действительное совершенствование человека.
Фразы сочиняют за неимением идей.
Жюльен-Офре де Ламетри
(1709—1751 гг.)
философ, врач
Все различие между дурными и хорошими людьми состоит в том, что у первых частный интерес преобладает над общим, тогда как вторые жертвуют своим собственным благом ради друга или ради общества.
Когда мы уже более не в состоянии вкушать наслаждения, мы начинаем их порочить.
Не будем бояться ненависти людей, будем только остерегаться заслужить ее.
Ничто лучше не доказывает существования счастья, вытекающего из темперамента, чем то, что все мы знаем счастливых дураков, тогда как столько умных людей несчастны.
Религия необходима только для тех, кто не способен испытывать чувства гуманности. Опыт и наблюдения наглядно показывают, что она бесполезна в отношениях честных людей.
Счастье увеличивается оттого, что им делишься с другими.
То, что связано с законом, дает право. Но само по себе это право не является ни правом разума, ни правом справедливости; это право силы.
Человек в самом себе носит самого страшного из своих врагов.
Человечество не будет счастливо до тех пор, пока не станет атеистичным.
Шарль де Линь
(1735—1814 гг.)
бельгийский дипломат и писатель
В любви прекрасней всего начало. Неудивительно, что мы начинаем столь часто.
Горе людям, которые никогда не ошибаются: они всегда оказываются не правы.
Женская честь плохо охраняется там, где на ее страже не стоит любовь или религия.
Как бы добродетельна ни была женщина, похвала ее добродетельности радует ее меньше всего.
Люди, не способные оставаться в своем собственном обществе, всегда скучают и, как следствие, всегда скучны.
Мужчины создают законы; женщины создают нравы.
Существуют два рода глупцов: те, кто не сомневается ни в чем, и те, кто во всем сомневается.
Я люблю рассеянных людей; это верный признак того, что они умны и добры, потому что люди злые и глупые всегда сосредоточенны.
Габриэль-Бонно де Мабли
(1709—1785 гг.)
прогрессивный мыслитель, историк
Наиболее существенное и наиболее благородное из всего присущего нам – это разум.
Политика – это общественная мораль, мораль – это частная политика.
Хорошая политика не отличается от здравой нравственности.
Жан-Поль Марат
(1743—1793 гг.)
деятель Великой французской революции, один из вождей якобинцев
Вашим страданиям конец, если вы устали их терпеть: вы свободны, если у вас есть мужество быть свободными.
Единственной законной целью всякой политической ассоциации является общее счастье. Каковы бы ни были притязания власть имущих, любое соображение должно отступать перед этим высшим законом.
Жажда золота иссушает сердца, и они замыкаются для сострадания, не внемлют голосу дружбы, кровные узы порываются, люди томятся лишь по богатству и способны продать все, вплоть до человечества.
Истина и справедливость – вот единственное, чему я поклоняюсь на земле.
Мысль о равенстве в области прав влечет за собой также мысль о равенстве в области пользования жизненными благами.
Политика – такая же наука, как и всякая другая; она знает определенные положения, законы, правила, а также до бесконечности разнообразные сочетания; она требует постоянного изучения, глубоких и долгих размышлений.
Трусливость самих народов – вот что дает возможность ковать для них цепи.
Жан Мелье
(1664—1729 гг.)
философ
Вера всегда слепа, потому что религии не дают и не могут дать никаких ясных, надежных и убедительных доказательств своих якобы святых тайн и мнимых божественных откровений.
Никакая ненависть, никакое отвращение не будут чрезмерны по отношению к людям, которые являются виновниками стольких зол и повсеместно эксплуатируют других.
Профессия церковников основана на заблуждении, суеверии и шарлатанстве.
Слепая вера, лежащая в основе всех религий, – источник заблуждений, иллюзий, обмана.
Оноре Габриэль Рикетти Мирабо
(1749—1791 гг.)
деятель Великой французской революции, оратор
Великое искусство подчинять людей заключается в умении брать их с хорошей стороны.
Долг, интерес и честь предписывают сопротивляться высшим распоряжениям монарха и даже вырвать у него власть, если злоупотребления его могут уничтожить свободу и не остается иных средств ее спасти.
Несчастные всегда виноваты: виноваты в том, что существуют, что говорят, что нуждаются в других и что не могут оказать им услуг.
Хитрость – талант эгоистов и может обмануть лишь глупцов, принимающих бойкость – за ум, серьезность – за благоразумие, бесстыдство – за талант, гордость – за достоинство.
Человеку для того, чтобы разорвать свои цепи, дозволены все средства без исключения.
Я всегда полагаю и буду так полагать и впредь, что безразличие к несправедливости есть предательство и подлость.
Моя ошибка была в том, что я ожидал плоды от дерева, способного приносить только цветы.
Шарль Луи Монтескье
(1689—1755 гг.)
просветитель, правовед, философ
Безбрачие создано распущенностью. Оба пола избегают союза, который должен сделать их лучшими, и пребывают в союзе, который делает их худшими.
Большинство людей способно скорее на великие поступки, чем на поступки добрые.
Важность – это щит глупцов.
Вникните в причины всякой распущенности, и вы увидите, что она проистекает от безнаказанности преступлений, а не от слабости наказаний.
В природе разумных существ заложена способность чувствовать свои несовершенства; поэтому-то природа и дала нам стыдливость, то есть чувство стыда перед этими несовершенствами.
Всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею.
В хорошем поступке есть всегда и доброта и сила для его совершения.
Для гражданина политическая свобода есть душевное спокойствие, основанное на убеждении в своей безопасности.
…Если нет почтения к старцам, то его не будет и к отцам.
Если характер в целом хорош, то не беда, если в нем оказываются и некоторые недостатки.
Есть пороки, которые происходят от недостатка самоуважения. Есть и такие, которые происходят от избытка его.
Есть средства бороться с преступлениями: это наказания; есть средства для изменения обычаев: это примеры.
Желание славы свойственно всем людям. Мы как бы умножаем свое существо, когда можем запечатлеть его в памяти других.
Женщины говорят больше мужчин.
Жестокость законов препятствует их соблюдению.
Завистник сам себе враг, потому что страдает от зла, созданного им самим.
Законы должны иметь для всех одинаковый смысл.
То, чего недостает ораторам в глубине, они восполняют длиннотами.
Изучение было для меня главным средством против скуки жизни, и у меня не было такого горя, которое не рассеивалось после одного часа чтения.
Иногда молчание бывает выразительнее всяких речей.
Как мал промежуток между временем, когда человек еще слишком молод и когда он уже слишком стар.
Какое удовлетворение испытывает человек, когда, заглянув в собственное сердце, убеждается, что оно у него справедливое.
Книги древних написаны для авторов, книги новые – для читателей из публики.
Когда гонятся за остроумием, ловят порой лишь глупость.
Когда человек изо всех сил выискивает средства заставить других бояться его… он прежде всего достигает того, что его начинают ненавидеть.
Праздные люди всегда большие говоруны. Чем меньше думаешь, тем больше говоришь.
Ложное счастье делает людей черствыми и гордыми, – это счастье никогда не сообщается другим. Истинное же счастье делает их добрыми и чувствительными, – это счастье всегда разделяется другими.
Лучшее средство привить детям любовь к отечеству состоит в том, чтобы эта любовь была у отцов.
Любить чтение – это обменивать часы скуки, неизбежные в жизни, на часы большого наслаждения.
Люди, как растения, которые не растут удачно, если за ними нет хорошего ухода.
Финансисты поддерживают государство так же, как веревка поддерживает повешенного.
Мне кажется, дорогой, что головы даже самых великих людей тупеют, когда они соберутся вместе, и что там, где больше всего мудрецов, меньше всего мудрости.
Мне кажется, что наиболее совершенно то, что достигает своих целей с наименьшими издержками.
…Мне кажется, что ненависть полна страданий для того, кто ее ощущает.
Надо много учиться, чтобы знать хоть немного.
Не следует законами достигать того, что можно достигнуть улучшением нравов.
Несправедливость, допущенная в отношении одного человека, является угрозой всем.
Нет ничего досаднее, чем видеть, как удачно сказанное слово умирает в ухе дурака, которому ты его сказал.
Никогда не следует исчерпывать предмет до того, что уже ничего не остается на долю читателя; дело не в том, чтобы заставить его читать, а в том, чтобы заставить его думать.
Нужно быть правдивым во всем, даже в том, что касается родины. Каждый гражданин обязан умереть за свою родину, но никогда нельзя обязать лгать во имя родины.
Обаяние чаще заключается в уме, чем в лице, так как красота лица обнаруживается сразу и не таит ничего неожиданного; но ум раскрыбается лишь понемногу, когда сам человек этого желает, и в той мере, в какой он этого желает.
Обыкновенно боятся отступления в речи, а я думаю, что те, которые умело делают отступления, подобны длинноруким – они больше могут захватить.
Обычно в нашей воле дать своим детям наши знания; и еще больше – дать им наши страсти.
Освобождать себя от соблюдения правил приличия не значит ли искать средства для свободного проявления своих недостатков?
Очень счастливые люди, равно как очень несчастные, одинаково склонны к черствости.
Ошибаются те, кто думает, что народ, переживающий революцию, легко победить; напротив, он в состоянии побеждать других.
Праздность больше всех пороков ослабляет мужество.
Принцип демократии разлагается не только тогда, когда утрачивается дух равенства, но также и тогда, когда дух равенства доводится до крайности и каждый хочет быть равным тем, кого он избрал в свои правители.
Природа всегда действует не спеша и по-своему экономно.
Разум обладает естественной властью… Ему оказывают сопротивление, но это сопротивление – его победа; подождите еще немного, и человек вынужден будет вернуться к нему.
Самая жестокая тирания – та, которая выступает под сенью законности и под флагом справедливости.
С детьми необходимо мягкое обращение, потому что наказания ожесточают их.
Следовало бы непрерывную праздность поместить среди мучений ада, а ее поместили в число блаженств рая.
Следует оплакивать людей, когда они родятся, а не тогда, когда они умирают.
Следует тщательно различать у народов ревность, которая порождается страстью, от ревности, которая имеет основание в обычаях, нравах, законах. Одна – всепожирающее лихорадочное пламя; другая же, холодная, но порою страшная, может соединяться с равнодушием и презрением.
Те, которые любят учиться, никогда не бывают праздными.
У женщины есть только одна возможность быть красивой, но быть привлекательной есть сто тысяч возможностей.
Французы почти никогда не говорят о своих женах: они опасаются, что собеседник может знать об этом предмете больше, чем они сами.
Человек управляется неизменными законами; как существо, одаренное умом, он беспрестанно нарушает законы, установленные Богом, и изменяет те, которые сам установил.
Чтобы совершать великие дела, не нужно быть величайшим гением; не нужно быть выше людей, нужно быть вместе с ними.
Чтобы стряхнуть с себя назойливые и несносные мысли, мне достаточно взяться за чтение; оно легко завладевает моим вниманием и прогоняет их прочь.
Чтобы знать людей, нужно простить им предрассудки их времени.
Я не прочь посмеяться над встречающимися мне людьми, полагая, что ведь и они, если хотят, могут посмеяться надо мной.
Большая часть того, что делает нас счастливыми, неразумно.
Все мужья некрасивы.
Все хотят приобрести райское блаженство по самой дешевой цене, какая только возможна.
Героизм, не противоречащий доброй нравственности, мало трогает людей: только героизм, который разрушает нравственность, вызывает в людях и удивление, и восторг.
Появление в государстве новой секты – вернейшее средство исправить заблуждения старой.
Еврейская религия – старое дерево, из ствола которого выросли две ветви, покрывшие собою всю землю, – я имею в виду магометанство и христианство. Или, лучше сказать, она – мать, породившая двух дочерей, которые нанесли ей множество ран.
Если бы желать быть счастливым, то этого можно достигнуть. Но люди желают обыкновенно быть счастливее других, а это почти невозможно, потому что мы считаем других всегда более счастливыми, чем они на самом деле.
Если бы треугольники создали себе бога, он был бы с тремя сторонами.
Если человек – хороший геометр и известен именно в этом качестве, он еще должен доказать, что он человек умный.
Лучший довод непостоянства мужчин – то, что пришлось ввести институт брака.
Нужно сначала быть плохим гражданином, чтобы сделаться затем хорошим рабом.
Мне всегда сильно вредит то, что я слишком недооцениваю тех, кого не уважаю.
Набожность находит такие оправдания дурным поступкам, которых простой порядочный человек не нашел бы.
Насмешка – это речь в пользу своего ума и против своего сердца.
Не быть любимой – несчастье; перестать ею быть – оскорбление.
Несправедливость по отношению к одному представляет угрозу для всех.
Нужно знать цену деньгам: расточительные не знают ее, а скупые и того меньше.
Бесполезные законы ослабляют силу полезных.
Париж создает французов.
Презрение в большинстве случаев заслуживает лишь презрения.
Религии, наиболее близкие друг к другу, в то же время и наиболее враждебны одна другой.
Сначала произведения дают славу автору, а потом уже автор дает славу своим произведениям.
Сперва нужно хорошо изучить латынь. Потом ее нужно забыть.
Я не люблю Бога, потому что не знаю его; и не люблю ближнего, потому что знаю его.
Я не разделяю чьих-либо мнений, кроме тех, что содержатся в книгах Евклида.
Я рассеян; у меня нет другой памяти, кроме памяти сердца.
В деле налогов следует принимать в соображение не то, что народ может дать, а то, что он может давать всегда.
Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие граждане.
В механике часто приходится сталкиваться с силой трения, которая изменяет или опрокидывает выводы неверной теории; подобная сила трения действует и в политике.
Все люди животные, а государи – животные, которых не держат на привязи.
Империи, созданные при помощи военной силы, не могут существовать без помощи военной силы.
История – это ряд выдуманных событий по поводу действительно совершившихся.
Не потому что-либо справедливо, что оно законно; напротив: законно должно быть лишь то, что справедливо.
Он любит трофеи и победы, однако так же боится поставить хорошего генерала во главе своих войск, как боялся бы его во главе неприятельской армии. (О Людовике XIV)
Утонченные люди – это те, у которых к каждому представлению или восприятию присоединяется много дополнительных представлений и восприятий.
Я сперва человек, а потом уж француз.
Есть средство воспрепятствовать преступлениям – это наказания; есть средства изменять нравы – это благие примеры.
Природа мудро позаботилась, чтобы человеческие глупости были преходящими, книги же увековечивают их. Дураку следовало бы довольствоваться уже тем, что он надоел всем своим современникам, но он хочет досаждать еще и грядущим поколениям, хочет, чтобы потомство было осведомлено о том, что он жил на свете, и чтобы вовеки не забыло, что он был дурак.
Антуан де Ривароль
(1753—1801 гг.)
писатель-моралист
Армейская дисциплина тяжела, но это тяжесть щита, а не ярма.
Бараны сбиваются в стадо, львы держатся порознь.
Близкое общение – вот откуда берут начало нежнейшая дружба и сильнейшая ненависть.
Богомол верит бредням других людей, философ – лишь своим собственным.
Бывают времена, когда правительство теряет доверие народа, но я не знаю времени, когда оно могло бы доверять ему.
В государстве следует четко различать арифметическое большинство и большинство политическое.
Вольтер учил: «Чем люди просвещеннее, тем они свободней». Его преемники сказали народу: «Чем ты свободнее, тем просвещенней». В этом и таилась погибель.
Где армия зависит от народа, там рано или поздно оказывается, что правительство зависит от армии.
Даже если заговор составляется иногда людьми умными, осуществляется он всегда кровожадным зверьем.
Деспотии гибнут из-за недостатка деспотизма, как хитрецы – из-за недостатка хитрости.
Если это неясно – значит, это не по-французски.
Из двадцати человек, говорящих о вас, девятнадцать говорят плохое; двадцатый говорит хорошее, но делает это плохо.
Известно, что движение других планет кажется с Земли неправильным и хаотическим и что следует мысленно перенестись на Солнце, дабы в полной мере оценить упорядоченность мироздания; по той же причине частное лицо судит о государстве, в котором живет, куда более ошибочно, нежели тот, кто входит в правительство.
Изречение мудреца: Если сомневаешься, воздержись – не только прекраснейшее правило морали, но и главное правило метафизики.
Какие основания были у него покончить с собой? А ведь для того, чтобы жить, нужны более веские основания, чем для того, чтобы умереть.
Когда кругом все удивительно, ничто не вызывает удивления; это и есть детство.
Кошка не ласкает нас: она к нам ластится.
Кто предугадал ход событий на двадцать четыре часа раньше толпы заурядностей, тот двадцать четыре часа слывет человеком, лишенным самого заурядного здравого смысла.
Любовь – это мелкая кража, которую удается совершить природному порядку вещей у порядка общественного.
Люди в большинстве своем непрерывно суетятся ради того, чтобы под конец обрести покой, но есть среди них и такие лентяи, которые сразу начинают с конца.
Люди, которым потребны чудеса, не понимают, что тем самым они требуют от природы прекращения ежедневных ее чудес.
Молодые люди ведут себя с женщинами как робкие богачи, а старики – как наглые нищие.
Моя эпитафия: «Лень отняла его у нас раньше, чем смерть».
Мученик во имя старой веры кажется нам упрямцем; мученик во имя новой – пророком.
На свете существуют две истины, которые следует помнить нераздельно. Первая: источник верховной власти – народ; вторая: он не должен ее осуществлять.
Не раз уже отмечено, что те, кто занимается физикой, естественной историей, физиологией или химией, обычно отличаются мягким, уравновешенным и, как правило, жизнерадостным нравом, тогда как авторы сочинений по вопросам политики, законоведения и даже морали – люди угрюмые, склонные к меланхолии и т. д. Объясняется это просто: первые изучают природу, вторые – общество; первые созерцают создания великого творца, вторые вглядываются в дело рук человека. Следствия не могут не быть разными.
Народу нужны не отвлеченные идеи, а прописные истины.
Наши безбожники в большинстве своем – всего лишь взбунтовавшиеся святоши.
Невинную девушку растлевают бесстыдными речами, женщине легкого поведения кружат голову почтительной любовью: в обоих случаях – неизведанным плодом.
Основополагающая мысль иудаизма состоит в том, что Бог предпочел евреев остальным народам. С помощью одной этой идеи Моисей воздвиг бронзовую стену между своей нацией и всеми другими; он сделал больше: он обрек свое несчастное племя на подлинное отлучение от вселенной и – что особенно примечательно – ценой вселенской ненависти подарил ему бессмертие.
Почему вы так много говорите со скучными людьми? – Боюсь, что иначе меня заставят слушать.
Ради денег Мирабо готов на все – даже на доброе дело.
Разум – историк, страсти – актрисы.
Разуму подобает смеяться, а не гневаться. Сам Господь Бог, приговорив Адама к труду и к женщине, отпустил ироническое замечание: «Вот, Адам стал как один из нас».
С сердечными чувствами дело обстоит как с благодеяниями: кто не в состоянии отплатить за них, тот становится неблагодарным.
Самодержец может быть Нероном, но порой бывает Титом или Марком Аврелием; народ часто бывает Нероном, Марком Аврелием – никогда.
Слишком большая власть, внезапно обретенная одним из граждан при республике, превращает последнюю в монархию или в кое-что еще похуже. Народу всегда наследует деспот.
Стоит быть порядочным человеком. По крайней мере, никто тебе не будет завидовать.
Страсти – вот ораторы многолюдных собраний.
Те же самые средства, что делают человека способным разбогатеть, мешают ему наслаждаться богатством.
Только мертвые языки обретают бессмертие.
Только обладая аппетитом бедняка, можно со вкусом наслаждаться богатством; только при кругозоре мещанина можно наслаждаться по-царски.
У природы четыре большие декорации – времена года, вечно одни и те же актеры – солнце, луна и прочие светила, зато она меняет зрителей, отправляя их в мир иной.
Ум потребен не для того, чтобы нападать на верования, а чтобы закладывать их основу и укреплять: легче легкого сочинять эпиграммы на Иисуса Христа. Что же до мужества, то философу оно необходимо не в большей, а иной раз даже и в меньшей степени, нежели апостолу.
Ума у нее не больше, чем у розы. (О своей любовнице).
На мысли следует нападать с помощью мыслей: по идеям не палят из ружей.
Те, которые дают советы, не сопровождая их примерами, походят на дорожные столбы, которые дорогу указывают, но сами по ней не ходят.
В области нравственности не следует выказывать свою добродетель по малозначительным поводам: девственностью не хвастаются.
Пословицы суть плоды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенные в формулы.
Глупость, сопровождаемая музыкой, танцами, обставленная блестящими декорациями, все же глупость, но ничего большего.
Презрение должно быть самым молчаливым из всех наших чувств.
Возмущение непреоборимым злом и покорность злу, с которым можно совладать, свидетельствуют о малодушии. Что можно сказать о человеке, который негодует на дурную погоду и покорно сносит оскорбление?
Незаурядные умы относятся с глубоким вниманием ко всему знакомому и рядовому, а заурядные – проявляют интерес и пристрастие лишь к тому, что выходит из ряда вон.
Глупцам следовало бы относиться к умным людям с недоверием, равным тому презрению, с каким последние относятся к ним.
Дурные люди являют собой такое зрелище, что порождают хороших людей; точно так же зрелище нелепостей порождает хороший вкус.
Зависть, которая говорит и кричит, обычно бездейственна; бояться надо той зависти, которая безмолвствует.
Иным людям богатство только и приносит, что страх потерять его.
Как это печально – мечтать о самом насущном: не имея его, человек всегда несчастлив, но имея – далеко не всегда счастлив.
Человеческое сердце не знает пределов, человеческий ум ограничен.
Скромный человек может добиться всего, горделивый – все потерять: скромность всегда имеет дело с великодушием, гордыня – с завистью.
Способность человеческого ума придумывать собирательные понятия, эта великолепная уловка, стала причиной чуть ли не всех его заблуждений.
Человек любого звания свободен, если он делает, пусть по необходимости, только то, что идет ему на пользу; рабом следует считать лишь того, кто принужден делать нечто вовсе ему бесполезное.
Максимилиан Робеспьер
(1758—1794 гг.)
деятель Великой французской революции,
один из руководителей якобинцев
Для отечества сделано недостаточно, если не сделано все.
Не будем следовать ропоту тех, кто предпочитает спокойное рабство свободе, обретенной ценою некоторых жертв.
Следует помнить, что правительства, какие бы они ни были, установлены народом и для народа.
Где же еще найти любовь к родине и верность общей воле, если не у самого народа?
Первым правилом политики должно быть управление народом – при помощи разума и врагами народа – при помощи террора.
Считайтесь только с благом общества и интересами человечества!
Не во власти тиранов и их слуг лишить меня смелости.
В наши расчеты и не входило преимущество долгой жизни.
Порадуемся же и поблагодарим небо, мы достаточно хорошо послужили отечеству, чтобы нас сочли достойными кинжалов тирании!
Основная добродетель гражданина есть недоверие.
Жан-Жак Руссо
(1712—1778 гг.)
писатель и философ
Люди, будьте человечны! Это ваш первый долг. Будьте таким для всех состояний, для всех возрастов, для всего, что не чуждо человеку.
Лишь великие события создают великих людей.
Порывы чувствительных сердец кажутся химерами всякому, кто их не испытывал; и любовь к отечеству, во сто крат более пылкая и более сладостная, чем любовь к возлюбленной, познается только тогда, когда ее испытаешь.
Недостаточно сказать гражданам: «Будьте добрыми!» – надо научить их быть таковыми; и даже пример, который в этом отношении должен служить первым уроком, не есть единственное необходимое здесь средство. Любовь к отечеству всегда действеннее, ибо всякий человек добродетелен, когда его частная воля во всем соответствует общей воле; и мы с охотою желаем того же, чего желают любимые нами люди.
Первый, кто, огородив участок земли, придумал заявить: «Это мое!» и нашел людей достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья или засыпав ров, крикнул бы себе подобным: «Остерегитесь слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли – для всех, а сама она – ничья!»
Золото и серебро – на взгляд поэта, железо и хлеб – на взгляд философа – вот что цивилизовало людей и погубило человеческий род.
Иной сходит в могилу ста лет, а умер, едва родившись.
Сама по себе жизнь ничего не значит; цена ее зависит от ее употребления.
Жить – это не значит дышать, это значит действовать. Не тот человек больше всего жил, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь.
Во все времена будут люди, которым суждено подчиняться воззрениям своего века, своей страны и своего общества. Иной корчит из себя сегодня вольнодумца и философа; по той же причине он обязательно был бы фанатиком во времена Лиги.
Отнимите у нашего сердца любовь к добру – вы отнимете всю прелесть жизни.
Доброе – это прекрасное в действии.
Искусство усиливать наслаждение заключается в умении быть скупым на него.
Если тщеславие сделало кого-нибудь счастливым, то наверняка этот кто-то был дурак.
Никто не может быть счастлив, если он не пользуется своим собственным уважением.
Чрезмерная радость исторгает скорее слезы, нежели смех.
Печаль, тоска, сожаления, отчаяние – это невзгоды преходящие, не укореняющиеся в душе; и опыт нас учит, как обманчиво горькое чувство, под влиянием которого мы думаем, что наши беды вечны.
Мы видим вокруг нас почти только таких людей, которые жалуются на свою жизнь, и многих таких, которые лишают себя жизни, когда это в их власти; законы божеский и человеческий вместе едва способны остановить этот беспорядок. А случалось ли вам когда-либо слышать, чтобы дикарь на свободе хотя бы только подумал о том, чтобы жаловаться на жизнь и кончать с собою. Судите же с меньшим высокомерием о том, по какую сторону мы видим подлинное человеческое несчастье.
Правдивое сердце – главное оружие истины.
Тысячи путей ведут к заблуждению, к истине – только один.
Я принял сообразно природному моему разумению сторону истины, и чего бы я ни добился, одна награда все же не уйдет от меня – я найду ее в глубине моего сердца.
Ложное может выступать в бесконечных сочетаниях, истина же существует лишь в одном виде.
Есть принципы для разговоров, а другие для применения в жизни; противоречие между ними никого не возмущает – по общему убеждению, они не должны согласовываться между собою; даже от писателя, особенно же от моралиста, не требуют, чтобы он говорил то же, что пишет в своих книгах, и действовал так, как говорит.
Мое дело сказать правду, а не заставлять верить в нее.
Оскорбления – это доводы неправых.
Лгать самому себе для своей выгоды – подделка; лгать для выгоды другого – подлог; лгать для того, чтоб повредить, – клевета; это худший вред лжи.
Фальшивых людей опаснее иметь друзьями, чем врагами.
Хула – очень удобная вещь: нападают с помощью одного слова, а нужны целые страницы для защиты.
Первая награда справедливости – это сознание, что справедливо поступили.
Видеть несправедливость и молчать – это значит самому участвовать в ней.
Неподкупный глаз честного человека всегда беспокоит мошенников.
Честность еще дороже порядочным людям, чем ученость людям образованным.
Воздержанность и труд – вот два истинных врача человека: труд обостряет его аппетит, а воздержанность мешает злоупотреблять им.
Трудись для того, чтоб наслаждаться.
Люди от природы ленивы; но страстное стремление к труду – это первый плод благоустроенного общества; и если народ вновь впадает в состояние лени и безразличия, то это происходит опять-таки из-за несправедливости этого же самого общества, которое не придает уже больше труду той цены, которой он заслуживает.
Самым близким к естественному состоянию из всех тех занятий, которые способны обеспечить существование человека, является труд его рук. Из всех общественных положений самое независимое от судьбы и от людей – положение ремесленника.
Ходьба оживляет и воодушевляет мои мысли. Оставаясь в покое, я почти не могу думать; необходимо, чтобы мое тело находилось в движении, тогда ум тоже начинает двигаться.
Ходьба и движение способствуют игре мозга и работе мысли.
Расходуйте свои силы осторожнее, чтобы впоследствии сделать больше, но остерегайтесь когда-либо делать меньше.
Почти во всех делах самое трудное – начало.
Без движения – жизнь только летаргический сон.
Главные движущие силы, которые заставляют людей действовать, если их хорошенько рассмотреть, сводятся к двум: сластолюбию и тщеславию; если вы отнимете у первого то, что принадлежит второму, то обнаружите при окончательном рассмотрении, что все сводится почти что к одному только тщеславию.
Всякий праздный гражданин является вором.
По-моему, праздность не меньшее зло среди людей, чем одиночество. Ничто так не угнетает ум, ничто не порождает столько мелочности, сплетен, беспокойства, как постоянное пребывание вместе, лицом к лицу друг с другом в четырех стенах, когда все занятия сводятся к беспрерывной болтовне.
Знать хорошее важнее, чем знать многое.
Чем меньше люди знают, тем обширнее кажется им их знание.
Важно знать не то, что есть, а то, что полезно.
Из доступных нам знаний иные ложны, другие бесполезны, третьи служат пищей для гордости того, кто ими обладает. Лишь незначительное число тех, которые действительно способствуют нашему благополучию.
Первоначальное воспитание важнее всего, и это первоначальное воспитание, бесспорно, принадлежит женщинам.
Много рассуждают о качествах хорошего воспитания. Первое, которое я потребовал бы от него, – а оно предполагает и много других – это не быть человеком продажным.
Воспитание человека начинается с его рождения; он еще не говорит, еще не слушает, но уже учится. Опыт предшествует обучению.
Никогда не следует прежде времени рассуждать с детьми о высоких материях, резонерствовать. Ничего нет пошлее детей, с которыми резонерствовали. Рассудок развивается после всех других способностей, и начинать с него – значит начинать с конца. Если бы причины, резоны всех вещей были понятны детям, тогда их нечего было бы и воспитывать.
Истинное воспитание состоит не столько в правилах, сколько в упражнениях.
Величайшая ошибка при воспитании – это чрезмерная торопливость.
Час работы научит большему, чем день объяснений, ибо если я занимаю ребенка в мастерской, его руки работают в пользу его ума: он становится философом, считая себя только ремесленником.
Никакие учителя не понадобились тем, кому природою было предназначено создать школу. Бэконы, Декарты и Ньютоны – эти наставники человеческого рода сами не имели никаких наставников; – и какие педагоги привели бы их туда, куда вознес этих людей их могучий гений?
Вовсе не обязательно делать из человека философа прежде, чем делать из него человека.
Родина не может существовать без свободы, свобода без добродетели, добродетель без граждан. У вас будет все, если вы воспитаете граждан; без этого у вас все, начиная с правителей государства, будут лишь жалкими рабами. Однако воспитать граждан – дело не одного дня; и чтобы иметь граждан-мужей, нужно наставлять их с детского возраста.
С первой минуты жизни надо учиться быть достойными жить.
Скучные уроки годны лишь на то, чтобы внушить ненависть и к тем, кто их преподает, и ко всему преподаваемому.
Если вы хотите воспитать ум вашего ученика, воспитывайте силы, которыми он должен управлять. Постоянно упражняйте его тело; делайте его здоровым и сильным; пусть он работает, действует, бегает, кричит; пусть всегда находится в движении; пусть будет он человеком по силе, и вскоре он станет им по разуму… Если мы хотим извратить этот порядок, то произведем скороспелые плоды, в которых не будет ни зрелости, ни вкуса и которые не замедлят испортиться: у нас будут юные ученые и старые дети.
Наши истинные учителя – опыт и чувство.
Великий секрет воспитания – в уменье добиться того, чтобы телесные и умственные упражнения всегда служили отдыхом одни для других.
Люди испорчены; они могли быть еще хуже, если бы имели несчастье родиться учеными.
Науки и искусства обязаны своим происхождением нашим порокам; мы бы меньше сомневались в их достоинствах, если бы своим происхождением обязаны они были нашим добродетелям… Не будь людской несправедливости, зачем понадобилась бы нам юриспруденция? Что сталось бы с историей, если бы не было ни тиранов, ни войн, ни заговорщиков?.. Неужто мы созданы для того, чтобы умереть прикованными к краю колодца, в котором скрылась истина? Одно только это соображение должно было с первых шагов отпугнуть всякого человека, который всерьез стремился бы просветиться, изучая философию.
Язык ума будет услышан, если он проходит через сердце.
Из всех способностей человека разум, представляющий собою объединение всех других, развивается труднее всего и позже всего.
Мудрец вовсе не гонится за богатством, но он не равнодушен к славе; и когда он видит, как дурно она бывает распределена, его добродетель, которую дух соревнования оживил бы и сделал бы полезною для общества, начинает томиться и постепенно угасает в нищете и безвестности.
Состояние размышления – это уже состояние почти противоестественное, а человек, который размышляет, – это животное извращенное.
Разум человеческий многим обязан страстям, которые, по общему признанию, также многим ему обязаны.
Имейте в виду, что никогда незнание не делает зла; пагубно только заблуждение. Заблуждаются же люди не потому, что не знают, а потому, что воображают себя знающими.
Дураки не бывают застенчивы, хотя застенчивость принимает все виды глупости.
Занимаясь делом, говорят только тогда, когда есть что сказать; но в безделье является потребность говорить беспрерывно.
Вообще люди, мало знающие, много говорят, а те, которые много знают, говорят мало.
Красноречие производит сильное, но зато минутное действие. Люди, легко поддающиеся возбуждению, так же легко и успокаиваются. Холодное и мощное убеждение не производит такого подъема; но если оно охватило человека, оно проникает в него, и действие его неизгладимо.
Акцент – это душа языка, он придает ему не только чувство, но и достоверность.
Злоупотребление чтением убивает науку. Чрезмерное пристрастие к чтению создает лишь самонадеянных невежд.
Как бы ни был правдив человек, раз он католический епископ, ему приходится лгать.
Суеверие – один из ужаснейших бичей рода человеческого.
Христианство – это религия всецело духовная, занятая исключительно делами небесными; отечество христианина не от мира сего. Он исполняет свой долг, это правда; но он делает это с глубоким безразличием к успеху или неудаче его стараний. Лишь бы ему не за что было себя упрекать, а там – для него не важно, хорошо или дурно обстоит все здесь, на земле.
Опаснейший подводный камень для правосудия – это предубеждение.
Чем более неистовы страсти, тем более необходимы законы, чтобы их сдерживать.
Сила законов зависит еще больше от собственной их мудрости, чем от суровости их исполнителей; а общественная воля получает наибольший свой вес от разума, которым она продиктована.
Опыт давно уже приучил народ быть благодарным своим правителям за то, что они ему не причинили всего того зла, какое они могли ему причинить, и обожать своих правителей, когда народ им не ненавистен. Глупец, которому повинуются, может, как и всякий другой, карать преступления – настоящий государственный деятель умеет их предупреждать; он утверждает свою достойную уважения власть не столько над поступками, сколько, в большей еще мере, над волею людей.
Только в отношении людей со средним достатком законы действуют со всей своей силой; они в равной мере бессильны и против сокровищ богача и против нищеты бедняка; первый их обходит, второй от них ускользает; один рвет паутину, а другой сквозь нее проходит.
Сила не творит право, и люди обязаны повиноваться только властям законным. Слова «рабство» и «право» противоречат друг другу; они взаимно исключают друг друга. Такая речь: «Я с тобой заключаю соглашение полностью за твой счет и полностью в мою пользу, соглашение, которое я буду соблюдать, пока это мне будет угодно, и которое ты будешь соблюдать, пока мне это будет угодно» – будет всегда равно лишена смысла, независимо от того, имеются ли в виду отношения человека к человеку или человека к народу.
Законы – это лишь условия гражданской ассоциации. Народ, повинующийся законам, должен быть их творцом: лишь тем, кто вступает в ассоциацию, положено определять условия общежития.
Цензура может быть полезна для сохранения нравов, но никогда – для их восстановления. Учреждайте цензоров, пока законы в силе; как только они потеряли силу – все безнадежно; ничто, основанное на законе, больше не имеет силы, когда ее не имеют больше сами законы.
Все, что нарушает единство общества, никуда не годится; все установления, ставящие человека в противоречие с самим собою, не стоят ничего.
Страх и надежда – вот два орудия, при помощи которых управляют людьми, но вместо того чтобы пользоваться этими двумя орудиями, не делая различия между ними, следует использовать их в соответствии с их природой. Страх не возбуждает, он сдерживает; и использование его в законах о наказаниях служит не тому, чтобы побуждать делать добро, а тому, чтобы помешать творить зло. Не видно даже, чтобы страх перед нищетою делал когда-либо бездельников трудолюбивыми. Вот почему для того, чтобы возбудить среди людей настоящее соревнование в труде, следует показывать им, что труд – это не средство избежать голода, а способ достигнуть благосостояния. Так давайте же установим такое общее правило: никто не должен быть покаран за то, что он не делал чего-либо, но за то, что он сделал.
Не знаю, как это получается, но хорошо знаю, что более всего мошенничеств оказывается именно в тех делах, в которых больше всего реестров и счетных книг.
Вместо того чтобы обуздывать роскошь при помощи законов против роскоши, лучше предупреждать ее при помощи такого управления, которое делает ее невозможною.
Это великолепное средство научить все подчинять Закону – когда все видят, как возвращается к частной жизни человек, которого столь уважали, когда он был в должности; и для него самого уверенность в том, что он когда-нибудь опять станет частным человеком, преподает ему великий урок блюсти права частных лиц.
Мудрый законодатель начинает не с издания законов, а с изучения их пригодности для данного общества.
Частые помилования предвещают, что вскоре преступники перестанут в них нуждаться, а всякому ясно, к чему это ведет.
Я бы хотел жить и умереть свободным, т. е. таким образом подчиненным законам, чтобы ни я сам, ни кто-либо другой не мог сбросить с себя их почетного ярма, этого спасительного и нетяжкого ярма, под которое самые гордые головы склоняются тем послушнее, что они не способны склониться под какое-либо иное.
Пока народ принужден повиноваться и повинуется, он поступает хорошо; но если народ, как только получает возможность сбросить с себя ярмо, сбрасывает его, – он поступает еще лучше; ибо, возвращая себе свободу по тому же праву, по какому ее у него похитили, он либо имеет все основания вернуть ее, либо же вовсе не было оснований ее у него отнимать.
Свободные народы, помните правило: «Можно завоевать свободу, но нельзя обрести ее вновь».
Отказаться от своей свободы – это значит отречься от своего человеческого достоинства, от прав человеческой природы, даже от ее обязанностей. Невозможно никакое возмещение для того, кто от всего отказывается. Подобный отказ несовместим с природою человека; лишить человека свободы воли – это значит лишить его действия какой бы то ни было нравственности.
Всякий, кто зависит от других и не имеет своих внутренних средств, не сможет стать свободным. Союзы, договоры, доверие людей – все это может привязать слабого к сильному, но не сильного к слабому.
Народный героизм – это минутный порыв, за которым следуют слабость и упадок сил. Нужно основывать свободу народа на его образе жизни, а не на его страстях. Ибо его страсти преходящи и изменчивы; между тем действие хорошего государственного устройства длится столько же, сколько оно существует; никакой народ не может продолжать оставаться свободным дольше, чем до тех пор, пока он ощущает благо свободы.
Всякий человек, рожденный в рабстве, рождается для рабства; ничто не может быть вернее этого. В оковах рабы теряют все, вплоть до желания от них освободиться.
Пусть же родина явит себя общей матерью граждан; пусть выгоды, коими пользуются они в своей отчизне, сделают ее для них дорогою; пусть правительство оставит им в общественном управлении долю, достаточную для того, чтобы они чувствовали, что они у себя дома; и пусть законы будут в их глазах лишь поручительством за общую свободу.
Самый сильный никогда не бывает настолько силен, чтобы оставаться постоянно повелителем, если он не превращает своей силы в право, а повиновение ему – в обязанность. Отсюда – право сильнейшего; оно называется правом как будто в ироническом смысле, а в действительности его возводят в принцип.
Всякая власть – от Бога, я это признаю; но и всякая болезнь от Него же: значит ли это, что запрещено звать врача?
Надо найти такую общую форму соединения, которая защищала бы и охраняла своей общей силой личность и имущество каждого своего члена и посредством которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы, однако, только самому себе, оставаясь столь же свободным, как и раньше.
Люди всегда стремятся к своему благу, но не всегда видят, в чем оно. Народ не подкупишь, но часто его обманывают и притом лишь тогда, когда кажется, что он желает дурного.
Если брать этот термин в точном его значении, то никогда не существовала подлинная демократия, и никогда таковой не будет. Противно естественному порядку вещей, чтобы большее число управляло, а малое было управляемым. Нельзя себе представить, чтобы народ все свое время проводил в собраниях, занимаясь общественными делами, и легко видеть, что он не мог бы учредить для этого какие-либо комиссии, чтобы не изменилась и форма управления.
Если бы существовал народ, состоящий из богов, то он управлял бы собою демократически. Но правление столь совершенное не подходит людям.
Легче завоевывать, чем управлять. С помощью соответствующего рычага можно одним пальцем поколебать мир; но, чтобы поддерживать его, необходимы плечи Геракла.
В ту минуту, когда правительство узурпирует суверенитет, общественное соглашение разорвано, и все простые граждане, по праву возвращаясь к своей естественной свободе, принуждены, а не обязаны повиноваться.
Политический организм так же, как и организм человека, начинает умирать с самого своего рождения и несет в себе самом причины своего разрушения.
Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они предпочитают служить ему своими кошельками, а не самолично, – государство уже близко к разрушению.
Единственное средство удержать государство в состоянии независимости от кого-либо – это сельское хозяйство. Обладай вы хоть всеми богатствами мира, если вам нечем питаться – вы зависите от других… Торговля создает богатство, но сельское хозяйство обеспечивает свободу.
Повсюду, где царствуют деньги, те деньги, которые народ отдает, чтобы поддерживать свою свободу, всегда служат только орудием его же порабощения; и то, что платит он сегодня по доброй воле, используется для того, чтобы заставить его платить завтра по принуждению.
Всякого рода привилегии выгодны для частных лиц, которые их получают, и ложатся бременем на нацию, которая их дает.
Все правительства, основанные на насилии, впадают в смешное противоречие: желая держать народы в состоянии слабости, они тем не менее сами хотят с их помощью стать сильными.
Законодательная власть – сердце государства, власть исполнительная – его мозг.
Дурной поступок мучает нас не тогда, когда он только что совершен, а когда, спустя долгое время, вспоминаешь его, потому что память о нем не угасает.
Одно из преимуществ хороших поступков состоит в том, что они возвышают душу и предрасполагают ее к еще лучшим делам.
Один только урок нравственности годен для детства и в высшей степени важен для всякого возраста – это не делать никому зла.
У духа есть свои потребности, как и у тела.
Распущенность нравов – неизбежное следствие роскоши – в свою очередь ведет к испорченности вкуса. Если же случайно среди людей, выдающихся по своим дарованиям, найдется один, у которого достанет твердости в душе, чтобы не примениться к духу своего века и не унизить себя жалкими творениями, – то горе ему! Он умрет в нужде и забвении.
Ничего могучего, ничего великого не может выйти из-под продажного пера.
Вся нравственность человека заключается в его намерениях.
Мне известны только три орудия, при помощи которых можно влиять на нравы народа: сила закона, власть общественного мнения и привлекательность наслаждения.
Чтобы жить в добродетели, мы всегда должны вести борьбу сами с собой.
Терпение горько, но его плод сладок.
Прямодушие украшает все сопровождаемые им чувства.
Против всего можно устоять, но не против доброты.
Доброта, высказанная нам каким-либо человеком, привязывает нас к нему.
Чистая совесть гасит жажду легкомысленных забав.
Пока умножаются жизненные удобства, совершенствуются искусства и распространяется роскошь, истинное мужество хиреет, воинские доблести исчезают; и все это тоже дело наук и всех этих искусств, что развиваются в тени кабинетов.
Нетрудно понять, что война и завоевания, с одной стороны, и усугубляющийся деспотизм – с другой, взаимно помогают друг другу; что у народа, состоящего из рабов, можно вволю брать деньги и людей, чтобы с их помощью покорять другие народы; что война дает одновременно и предлог для новых денежных поборов и другой не менее благовидный предлог для того, чтобы постоянно содержать многочисленные армии, дабы держать народ в страхе.
Не надо смешивать смелость с наглостью и грубостью: нет ничего более несходного и по своему источнику, и по результату.
Самый дурной человек – тот, который больше всего замыкается в себе, направляет все сердечные помыслы на самого себя.
Есть избыток строгости и избыток снисходительности: обоих надо одинаково избегать.
Никто не любит знаться с мошенниками, если он сам не мошенник.
Не к чему спрашивать, каков источник естественного неравенства, потому что ответ содержится уже в простом определении смысла этих слов.
Естественное состояние – это такое состояние, когда забота о нашем самосохранении менее всего вредит заботе других о самосохранении.
Сострадание – это естественное чувство, которое, умеряя в каждом индивидууме действие себялюбия, способствует взаимному сохранению всего рода.
От природы люди вовсе не враги друг другу.
Мудрецы, которые хотят говорить с простым народом своим, а не его языком, никогда не смогут стать ему понятными. Однако есть множество разного рода понятий, которые невозможно перевести на язык народа.
Если бы не существовало таких точек, в которых сходились бы интересы всех, не могло бы быть и речи о каком бы то ни было обществе.
Уединение пробуждает любовь к людям, неназойливый интерес к ним.
Весьма опасаюсь, как бы тот, кто с первого знакомства обходится со мною так, будто мы дружим лет двадцать, не обошелся бы со мною двадцать лет спустя как с незнакомцем, попроси я его о важной услуге.
Тот, кто поносит порядочного человека, поносит этим самого себя.
Тот, кто ради своей пользы подвел бы друга, не имеет права на дружбу.
Привязанность может обойтись без взаимности, но дружба – никогда.
Когда женщина бывает до конца женщиной, она представляет больше ценности, нежели когда она играет роль мужчины. Развивать в женщине мужские свойства, пренебрегая присущими ей качествами, – значит действовать явно ей во вред.
Царство женщины – это царство нежности, тонкости и терпимости.
Первое и важнейшее качество женщины – кроткость.
Мужчина говорит то, что знает, женщина – что нравится; первый, чтобы говорить, нуждается в знаниях, вторая – во вкусе; первый должен иметь в виду полезные вещи, вторая – приятные.
Мужчина лучше женщины философствует о сердце человеческом, но женщина лучше его читает в сердце мужчин.
Истинная любовь не дерзка и не легкомысленна; робость делает ее осмотрительной; она не отваживается на многое, зная, что можно потерять.
Любить глубоко – это значит забыть о себе.
Среди страстей, которые волнуют сердце человека, есть одна, пылкая, неукротимая, которая делает один пол необходимым другому; страсть ужасная, презирающая все опасности, опрокидывающая все препятствия; в своем неистовстве она, кажется, способна уничтожить человеческий род, который она предназначена сохранять. Во что превратятся люди, став добычей этой необузданной и грубой страсти, не знающей ни стыда, ни удержу, и оспаривающие повседневно друг у друга предметы своей любви ценою своей крови.
Вам не удастся никогда создать мудрецов, если будете убивать в детях шалунов.
Дайте детству созреть в детстве.
Чтобы сделать ребенка умным и рассудительным, сделайте его крепким и здоровым: пусть он работает, действует, бегает, кричит, пусть он находится в постоянном движении!
Любите детство; поощряйте его игры, его забавы, его милый инстинкт. Кто из вас не сожалел иногда об этом возрасте, когда на губах вечно смех, а на душе всегда мир?
Производя и питая детей, отец исполняет этим только третью часть своей задачи. Он должен роду человеческому дать людей, обществу – общественных людей, государству – граждан. Всякий человек, который может платить этот тройной долг и не делает этого, виновен и, может быть, более виновен, если платит его наполовину. Кто не может выполнить обязанности отца, тот не имеет права быть им. Ни бедность, ни работа, ни уважение людей не избавляют его от обязанности кормить своих детей и воспитывать их самому.
Если вы уступите ребенку, он сделается вашим повелителем; и для того, чтобы заставить его повиноваться, вам придется ежеминутно договариваться с ним.
Когда мужчина берет жену ниже себя по званию, он не унижает себя, но возвышает свою супругу; наоборот, заключая брак с особою более высокого звания, он унижает ее и сам не возвышается.
Не соединяйте брачными узами людей, кои подходят друг другу лишь в известных условиях жизни и не будут подходить, если эти условия изменятся; но соединяйте людей, которые будут соответствовать друг другу, в каком бы положении они ни очутились, в какой бы стране ни обитали, в каком бы звании ни оказались.
Жена, домогающаяся власти, становится тираном своего мужа, а господин, сделавшийся рабом, бывает смешным и жалким созданием.
Первые слезы детей – их просьбы; если не остеречься, они вскоре становятся приказаниями, они начинают с того, что заставляют себе помогать, а кончают тем, что заставляют себе служить.
Знаете ли вы самое верное средство сделать вашего ребенка несчастным? Это приучить его ни в чем не знать отказа… Сначала он потребует трость, которую вы держите; потом ваши часы; потом птицу, которая летает; потом звезду, которая сияет на небе; он будет требовать все, что увидит; не будучи Богом, как вы его удовлетворите?
Не правы те, кто разделяет страсти на позволительные и запретные и затем предается первым и избегает вторых. Все страсти хороши, когда человек господствует над ними, и все плохи, когда он им покоряется.
Того, кто вздумал бы препятствовать зарождению страстей, я счел бы почти таким же безумцем, как и того, кто вздумал бы уничтожить их.
Когда язык ничем не стесняется, все бывают стеснены.
Истинная вежливость заключается в благожелательном отношении к людям.
Чрезмерное ликование и отчаянное горевание одинаково недостойны мыслящего человека.
Тщеславие человека бывает источником величайших его бедствий.
Пьянство унижает человека, отнимает у него разум, по крайней мере на время, и в конце концов превращает его в животное.
Истинное наслаждение просто и безмятежно; оно любит тишину и покой; тот, кто его испытывает, поглощен им всецело, он не забавляется тем, что говорит: «Я наслаждаюсь». Но тщеславие – это плод предрассудков; из них оно рождается и ими питается.
Всякая злость происходит от бессилия.
Два противоположных состояния ввергают людей в оцепенение безделья: одно из них – то душевное спокойствие, в силу которого мы довольствуемся тем, чем обладаем; второе – это ненасытное вожделение, дающее чувствовать невозможность его удовлетворения. Тот, кто живет, не имея желаний, и тот, кто знает, что не может получить того, что желает, равным образом пребывают в бездействии. Чтобы действовать, нужно и стремиться к чему-либо и быть в состоянии этого достигнуть.
Если бы мы могли обойтись без денег и вместе с тем иметь все те выгоды, которые они дают, мы гораздо лучше использовали бы такие преимущества, чем обладая богатствами; потому что мы отделили бы эти выгоды от пороков, которые их отравляют и которые деньги приносят с собою.
Жалкое заблуждение – воображать, что телесные упражнения вредят умственным занятиям! Как будто эти два дела не должны идти рядом, как будто одним не должно направляться другое!
Похвала развращает тех, кому она нравится.
Большая часть болезней наших – это дело наших собственных рук; мы могли бы почти всех их избежать, если бы сохранили образ жизни простой, однообразный и уединенный, который предписан нам был природою.
Мы всего больше заботимся о жизни по мере того, как она теряет свою ценность; старики больше сожалеют о ней, чем молодые.
Молодость – вот время для усвоения мудрости, старость – время для ее применения.
Не будем перемещать возрастов, как и времена года: должно быть самим собой во все времена и не бороться против природы, ибо тщетные усилия растрачивают жизнь и мешают ею пользоваться.
Хорошее употребление времени делает время еще более драгоценным.
Каждый возраст имеет свои особые склонности, но человек всегда остается один и тот же. В десять лет он под обаянием сластей, в двадцать – возлюбленной, в тридцать – удовольствий, в сорок – честолюбия, в пятьдесят – скупости.
Время – движущийся образ неподвижной вечности.
Каждому художнику желанны рукоплескания. Похвалы современников – это самая драгоценная часть его награды.
Везде, где приятное заменяют полезным, приятное почти всегда на этом выигрывает.
Прекрасна клятва солдат Фабия: они клялись не умереть или победить; они поклялись вернуться победителями и сдержали клятву.
Прекрасно то, чего нет.
Все, что является нравственным злом, является злом и в политике.
Всякий неработающий человек – негодяй.
Всякий организм начинает умирать с момента рождения и в самом себе носит причины своего предстоящего разрушения.
Давать обещания и не исполнять их – означает, быть может, человека ловкого, но, конечно, человека нечестного.
Единственное искусство быть счастливым – сознавать, что счастье твое в твоих руках.
…Ежели супруги много лет любят друг друга, то влюбленность неприметно переходит в сладостную привычку и пылкая страсть сменяется нежной дружбой.
Если и существуют такие обстоятельства, при которых строгость по отношению к детям становится необходимостью, то это когда под угрозой их нравственность или когда налицо дурные привычки, которые надо искоренять.
Если мы будем искать счастья, не зная, где оно, мы рискуем с ним разойтись…
Жажда счастья никогда не иссякает в сердце человека.
Закон необходимости с ранней поры научает человека делать то, что ему не нравится, дабы предупредить зло, которое еще больше не пришлось бы ему по вкусу.
Покупать у врага мир – значит снабжать его средствами для новой войны.
Иногда удар не попадает в цель, но намеренье не может промахнуться.
Исполнимся смирения за весь род человеческий, чтобы иметь возможность гордиться человеком.
Люди всегда будут такими, какими делают их женщины; поэтому, если вы хотите, чтобы были великие и добродетельные люди, внушите женщинам, что такое величие и добродетель.
Мы причиняем себе больше мучений, лечась от наших болезней, чем перенося их.
Мы рождаемся слабыми, – нам нужна сила; мы рождаемся беспомощными, – нам нужна помощь; мы рождаемся бессмысленными, – нам нужен рассудок. Все, чего мы не имеем при рождении и без чего не можем обойтись, ставши взрослыми, дано нам воспитанием.
Недостаточно половины жизни, чтобы написать хорошую книгу, а другой, чтобы исправить ее.
Нельзя обесчестить того, кто не страшится смерти.
Не надо смешивать смелость с наглостью и грубостью: нет ничего более несходного и по своему источнику, и по результату.
Ни к чему спрашивать, каков источник естественного неравенства, потому что ответ содержится уже в простом определении смысла этих слов.
Общество нужно изучать по людям и людей по обществу: кто захочет изучать отдельно политику и мораль, тот ничего не поймет ни в той, ни в другой.
Одна только мелодия – источник того непобедимого могущества, которым обладает вдохновенное искусство.
Принуждение и любовь не уживаются вместе, и нельзя наслаждаться по заказу.
Природа никогда не обманывает нас; это мы сами обманываемся.
Разум указывает нам цель, а страсти уводят от нее.
Роскошь развращает всех: и богача, который ею пользуется, и бедняка, который алчет ее.
…Самое верное средство завоевать любовь других – подарить им свою любовь.
Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству.
Свободным родился человек – и везде он закован в железо.
Совершение добрых дел льстит самолюбию, создавая ощущение превосходства.
Страдание – первое, чему надо учиться и что впоследствии больше всего понадобится.
Существовать – значит чувствовать, ибо чувства стоят несравненно выше разума.
Тот лжет, кто утверждает, что не боится смерти. Всякий человек страшится умереть; это великий закон чувствующих существ, без которого все смертные существа вскоре подверглись бы уничтожению.
У ребенка свое особое умение видеть, думать и чувствовать; нет ничего глупее, чем пытаться подменить у них это умение нашим.
Чем кто осторожнее в своих обещаниях, тем он точнее в их исполнении.
Чем меньше люди знают, тем обширнее кажется им их знание.
Не можете помешать тому, чтобы вас проглотили, – постарайтесь хотя бы, чтобы вас не могли переварить.
Анн-Робер-Жак Тюрго
(1727—1781 гг.)
государственный деятель, философ, экономист
Чем меньше человек знает, тем меньше он сомневается; чем меньше он открыл, тем меньше он видит то, что еще остается открыть.
Никола Фрере
(1688—1749 гг.)
философ
Из всех религий, распространенных среди людей, нет ни одной, которая имела бы какое-нибудь преимущество над другими и которая заслуживала бы признания и подчинения со стороны здравомыслящего человека.
Никола-Себастиан Шамфор
(1741—1794 гг.)
писатель-моралист
Беда тому, кто умен, но не наделен при этом сильным характером.
Без женщин начало нашей жизни было бы лишено помощи, середина – удовольствий и конец – утешения.
Богаче всех человек бережливый, беднее всех скряга.
Большое несчастье – потерять из-за свойств своего характера то место в обществе, на которое имеешь право по своим дарованиям.
Брак следует за любовью, так же как дым за пламенем.
Брак – слишком совершенное состояние для несовершенного человека.
Бывают времена, когда нет мнения зловреднее, чем общественное мнение.
Быть может, чтобы вполне оценить дружбу, нужно сперва пережить любовь.
Великодушие – это не что иное, как сострадание благородного сердца.
Влюбленный человек всегда силится превзойти самого себя в приятности, поэтому влюбленные большею частью так смешны.
В основе добродетельных поступков и готовности жертвовать своими интересами и самим собою лежат потребность благородной души, великодушие сердца и, в какой-то степени, эгоизм сильной натуры.
В свете у нас троякого рода друзья: одни нас любят, другие ненавидят, третьи просто не помнят.
Вот превосходное правило, которым следует руководствоваться в искусстве насмешки и шутки: осмеивать и вышучивать нужно так, чтобы осмеянный не мог рассердиться; в противном случае считайте, что шутка не удалась.
В серьезных делах люди выказывают себя такими, какими им подобает выглядеть; в мелочах – такими, какие они есть.
Всякий раз, когда я вижу женщин, да и мужчин, слепо кем-то увлеченных, я перестаю верить в их способность глубоко чувствовать. Это правило меня еще ни разу не обмануло.
В уединении мы счастливей, чем в обществе. И не потому ли, что наедине с собой мы думаем о предметах неодушевленных, а среди людей – о людях?
Выслушать чужую тайну – это все равно что принять вещь в заклад.
Глубокое равнодушие, с которым люди относятся к добродетели, кажется мне более возмутительным, чем порок.
Глупость не была бы подлинной глупостью, если бы не боялась ума. Порок не был бы подлинным пороком, если бы не питал ненависти к добродетели.
Гордость как бы прибавляет людям росту, тщеславие лишь раздувает их.
Громить пороки и щадить порочных – это все равно, что осуждать карты и защищать картежную игру.
Для души и разума нерешительность и колебания – то же, что допрос с пристрастием для тела.
Если мне удалось сделать доброе дело и это становится известным, я чувствую себя не вознагражденным, а наказанным.
Добродетель, как и здоровье, нельзя назвать высшим благом. Она не столько благо, сколько его местонахождение. Стремиться к добродетели нужно главным образом потому, что она – полная противоположность пороку.
Женщины отдают дружбе лишь то, что берут взаймы у любви.
И в браке и в безбрачии есть свои недостатки; из этих двух состояний предпочтительней то, которое еще возможно исправить.
И дурные люди совершают иногда хорошие поступки: они словно хотят проверить, впрямь ли это так приятно, как утверждают люди порядочные.
Из всего, что говорилось о браке и безбрачии, всего разумней и справедливей следующее замечание: «Что из двух не выберешь, все равно пожалеешь».
Иной раз довольно не примириться с высокомерием и чванством, чтобы обратить их в ничто; порой их достаточно не заметить, чтобы они стали безвредны.
Иной раз терпимость доходит до такого предела, что ее скорее назовешь глупостью, нежели добротой или великодушием. У человека должно хватать ума на то, чтобы ненавидеть своих врагов.
Как бы плохо мужчина ни думал о женщинах, любая женщина думает о них еще хуже.
Как не пожелать, чтобы негодяй был ленивцем, а глупец – молчальником!
Клевета похожа на докучную осу: если у вас нет уверенности, что вы тут же на месте убьете ее, то и отгонять ее не пытайтесь, не то она вновь нападет на вас с еще большей яростью.
Когда женщина выбирает себе любовника, ей не так важно, нравится ли он ей, как нравится ли он другим женщинам.
Когда нам платят за благородный поступок, его у нас отнимают.
Кто не обладает возвышенной душой, тот не способен на доброту: ему доступно только добродушие.
Кто не хочет быть фигляром, пусть избегает подмостков: взобравшись на них, не фиглярствовать уже нельзя, иначе публика забросает вас камнями.
Кто слишком усердно убеждает, тот никого не убедит.
Любая страсть всегда все преувеличивает, иначе она не была бы страстью.
Любовь – единственное чувство, в котором все истинно и все лживо; скажи о ней любую нелепость, и она окажется правдой.
Любовь как прилипчивая болезнь: чем больше ее боишься, тем скорее подхватишь.
Любовь не ищет подлинных совершенств; более того, она их как бы побаивается: ей нужны лишь те совершенства, которые творит и придумывает она сама.
Любой человек, способный испытывать возвышенные чувства, вправе требовать, чтобы его уважали не за положение в обществе, а за характер.
Людей безрассудных больше, чем мудрецов, и даже в мудреце больше безрассудства, чем мудрости.
Людей, которые ни к чему не подлаживаются, живут как им велит сердце, поступают согласно своим правилам и чувствам, – вот кого мне почти не доводилось встречать.
Люди делятся на две части: у одной, меньшей, есть обед, но нет аппетита; у другой, большей, – отличный аппетит, но нет обеда.
Люди извращают свою душу, совесть, разум точно так же, как портят себе желудок.
Людская дружба в большинстве случаев прорастает множеством колючих «если» и «но» и в конце концов переходит в обыкновенные приятельские отношения, которые держатся только благодаря недомолвкам.
Мало на свете пороков, которые больше мешают человеку обрести многочисленных друзей, чем слишком большие достоинства.
Молчание человека, известного своим красноречием, внушает гораздо больше почтения, чем болтовня заурядного говоруна.
Мужчина охладевает к женщине, которая слишком сильно его любит. Видимо, с сердечными чувствами дело обстоит как с благодеяниями: кто не в состоянии отплатить за них, тот становится неблагодарным.
Мы и не представляем себе, сколько нужно ума, чтобы не казаться смешным!
Надменность должна стать щитом скромности.
Наряд – предисловие к женщине, а иногда и вся книга.
Наслаждайся и дари наслаждение, не причиняя зла ни себе, ни другим, – в этом, на мой взгляд, заключается суть нравственности.
Наш разум приносит нам подчас не меньше горя, чем наши страсти.
Непомерные притязания – вот источник наших горестей, и счастье в жизни мы получаем лишь тогда, когда он иссякает.
Ни в своей физической жизни, ни в жизни общественной человек не должен притязать на то, на что он не способен.
Общественное мнение – это судебная инстанция такого рода, что порядочному человеку не подобает ни слепо верить его приговорам, ни бесповоротно их отвергать.
Одно из великих несчастий человека состоит в том, что порою даже его достоинства не идут ему впрок, а искусство управлять и разумно пользоваться ими дается лишь опытом, нередко запоздалым.
Плуты всегда стараются хотя бы отчасти казаться честными людьми.
Порядочному человеку не подобает гнаться за всеобщим уважением: пусть оно придет к нему само собою и, так сказать, помимо его воли.
Постигая зло, заложенное в природе, преисполняешься презрения к смерти; постигая пороки общества, научаешься презирать жизнь.
Почет ценнее известности, уважение ценнее репутации, честь ценнее славы.
Почти все люди – рабы, и это объясняется той же причиной, какой спартанцы объясняли приниженность персов: они не в силах произнести слово «нет»…
Природа устроила так, что питать иллюзии свойственно не только безумцам, но и мудрецам: в противном случае последние слишком сильно страдали бы от собственной мудрости.
Скажем прямо, счастливо живет в свете только тот, кто полностью умертвил некоторые стороны своей души.
Слабовольные люди – это легкая кавалерия армии дурных людей: они приносят больше вреда, чем сама армия, потому что все разоряют и опустошают.
Слишком большие достоинства подчас делают человека непригодным для общества: на рынок не ходят с золотыми слитками – там нужна разменная монета, в особенности мелочь.
Созерцательная жизнь часто очень безрадостна. Нужно больше действовать, меньше думать и не быть сторонним свидетелем собственной жизни.
Со счастьем дело обстоит, как с часами: чем проще механизм, тем реже он портится.
Стоит ли исправлять человека, чьи пороки невыносимы для общества? Не проще ли излечить от слабодушия тех, кто его терпит?
Счастье вещь нелегкая: его трудно найти в себе самом и нелегко найти вне себя.
Счастье походит на слишком богатую и расточительную жену, которая разоряет семью, куда приносит богатое приданое.
Считается признанным, что люди привязываются к тем, кому они помогли. Это говорит о доброте природы: способность любить – вот поистине заслуженная награда за благое дело.
Три четверти безумств на поверку оказываются просто глупостями.
Тщеславие – свойство натур слабых и порочных, тогда как разумное самолюбие присуще людям вполне порядочным.
Убеждение – это совесть разума.
Удачен лишь разумный брак, увлекателен лишь безрассудный. Любой другой построен на низменном расчете.
Хороший вкус, такт и воспитанность связаны между собой куда теснее, чем желательно считать. Такт – это хороший вкус в поведении и манере держать себя, а воспитанность – хороший вкус в беседе и речах.
Человек бедный, но независимый состоит на побегушках только у собственной нужды; человек богатый, но зависимый – на побегушках у другого человека, а то и у нескольких сразу.
Человек без твердых правил почти всегда лишен и характера: будь у него характер, он почувствовал бы, как необходимы ему правила.
Человек разумный и в то же время порядочный должен быть не только чист перед своей совестью, но из уважения к себе еще и предусмотрителен, чтобы заранее разгадать и отвратить клевету.
Человек часто остается наедине с самим собой, и тогда он нуждается в добродетели; порою он находится в обществе других людей, и тогда он нуждается в добром имени.
Честолюбие воспламеняет низменные души гораздо легче, нежели возвышенные: омет соломы или хижина загораются быстрее, чем дворец.
Чувство будит в нас мысль – с этим все согласны; но вот с тем, что мысль будит чувство, согласятся далеко не все, а ведь это не менее правильно!
Чтобы жизнь не казалась невыносимой, надо приучить себя к двум вещам: к ранам, которые наносит время, и к несправедливостям, которые чинят люди.
Чтобы управлять людьми, нужна голова: для игры в шахматы мало одного добросердечия.
Шутка призвана карать любые пороки человека и общества; она оберегает нас от постыдных поступков, помогает нам ставить каждого на его место и не поступаться собственным.
Будь мне братом, или я убью тебя. (По поводу революционного лозунга «Братство или смерть!»).
В войне женщин с мужчинами последние обладают немалым перевесом: у них в запасе девки.
В последние годы жизни Фонтенель жалел о том, что не женился; он забыл, что прожил девяносто пять лет, не зная забот.
Во Франции семь миллионов человек живут милостыней, а двенадцать – не в состоянии ее подать.
Глупости и ошибки, на которые министр толкает своего повелителя, лишь укрепляют подчас его положение: он как бы еще теснее связывает себя с монархом узами сообщничества.
Если Господь не насылает на нас второй всемирный потоп, то лишь потому, что первый не принес результатов.
Забавно, что не только у нас, но и у некоторых древних народов, чьи нравы были первобытны и близки к природе, выражение «познать женщину» означало «переспать с ней», словно без этого ее до конца не узнаешь! Если это открытие сделали патриархи, они были людьми куда более искушенными, чем принято считать.
Известность – удовольствие быть знакомым тем, кто с тобой незнаком.
Человек остается новичком всю свою жизнь.
История народов, угнетенных деспотами, – это всего лишь сборник анекдотов.
К г-ну де Ла Б* я сохраняю чувство, которое испытывает любой порядочный человек, проходя мимо могилы друга.
Как общество рассуждает, так им и управляют. Его право – говорить глупости, право министров – делать глупости.
Лучше уж быть банкротом, чем быть никем.
Любовь – это рискованное предприятие, которое неизменно кончается банкротством; кто им разорен, тот вдобавок еще и опозорен.
Любовь в таком виде, в каком она принята в нашем обществе, – это всего лишь игра двух прихотей и соприкасание двух эпидерм.
Любовь приятнее брака по той же причине, по какой романы занимательнее исторических сочинений.
Любовь, даже самая возвышенная, отдает вас во власть собственным страстишкам, а брак – во власть страстишкам вашей жены: честолюбию, тщеславию и всему прочему.
Люди заполняют свои библиотеки книгами, а М* заполняет книги своей библиотекой.
Между полами нет никаких различий, которые не проистекали бы из воспитания.
Министры уронили престиж королевской власти, попы – престиж религии. Бог и король расплачиваются за глупость своих лакеев.
«Мужчина, который мало имел дела с девками, ничего не понимает в женщинах», – с серьезным видом говорил мне человек, который был без ума от своей неверной жены.
На вопрос, почему женщина выставляет напоказ свои победы над мужчинами, можно дать много ответов, и почти все они оскорбительны для мужчин. Правильный же ответ таков: у нее просто нет другого способа понаслаждаться своей властью над сильным полом.
Найти счастье в себе трудно, а где-либо еще – невозможно.
Некто простодушно признался другу: «Сегодня мы приговорили к смертной казни трех человек. Двое вполне ее заслужили».
Нужно выбирать – либо знать женщин, либо любить их. Середины не существует.
Определение деспотизма: такой порядок вещей, при котором высший низок, а низший унижен.
По тому, как самолюбивы женщины пожилые, которые уже никому не нравятся, можно судить, каково было их самолюбие в молодые годы.
Прежде любовные интриги были увлекательно таинственны, теперь они увлекательно скандальны.
Сперва нужно быть справедливым, а уже потом великодушным; сперва нужно обзавестись рубашками, а уже потом кружевами.
Существует поговорка, что самая красивая женщина не может дать больше, чем имеет. Это кругом неверно: она дает мужчине решительно все, чего он от нее ждет, ибо в отношениях этого рода цену получаемому назначает воображение.
Те, кто составляет сборники стихов или острот, подобны людям, которые угощаются вишнями или устрицами: сперва они выбирают лучшие, потом поглощают все подряд.
У меня есть три сорта друзей: друзья, которые меня любят, друзья, которые обо мне нисколько не заботятся, и друзья, которые меня терпеть не могут.
Увидев, как герцогиня д'Оллон строит глазки собственному супругу, любовник ее воскликнул: «Вот ведь негодница! Только мужа мне еще не хватало», – и тут же ушел.
Я знавал когда-то человека, который перестал волочиться за певичками, потому что, по его словам, они оказались такими же лицемерными, как порядочные женщины.
В природе каждое явление – запутанный клубок, в обществе каждый человек – камешек в мозаичном узоре. И в мире физическом, и в мире духовном все переплетено, нет ничего беспримесного, ничего обособленного.
Успех порождает успех, как деньги идут к деньгам.
Воспитание должно опираться на две основы – нравственность и благоразумие: первая поддерживает добродетель, вторая защищает от чужих пороков. Если опорой окажется только нравственность, вы воспитаете одних простофиль или мучеников; если только благоразумие – одних расчетливых эгоистов.
По-настоящему мы знаем лишь тех, кого хорошо изучили; людей же, достойных изучения, очень мало. Отсюда следует, что человеку подлинно выдающемуся не стоит, в общем, стремиться к тому, чтобы его узнали. Он понимает, что оценить его могут лишь немногие и что у каждого из этих немногих есть свои пристрастия, самолюбие, расчеты, мешающие им уделять его дарованиям столько внимания, сколько они заслуживают.
(1694—1778 гг.)
писатель и философ-просветитель,
действительный иностранный почетный член Петербургской Академии наук
Бесконечно маленькие люди имеют бесконечно великую гордость.
Бурная ревность совершает больше преступлений, чем корысть и честолюбие.
В бессмертие отправляются с небольшим багажом.
Величайшее удовольствие, какое только может чувствовать честный человек, – это доставлять удовольствие своим друзьям.
Видеть и делать новое – очень большое удовольствие.
Внеобщественный человек не может иметь морали.
Война превращает в диких зверей людей, рожденных, чтобы жить братьями.
Время достаточно длинно для того, кто пользуется им; кто трудится и мыслит, расширяет его границы.
Всегда наслаждаться – значит вовсе не наслаждаться.
Все жанры хороши, кроме скучного.
Все к лучшему в этом лучшем из миров.
Все почести этого мира не стоят одного хорошего друга.
Всякое желание есть зачаток новой скорби.
Выдать чужой секрет – предательство, выдать свой – глупость.
Главное – ладить с самим собой.
Глаза дружбы редко ошибаются.
Глуп тот человек, который остается всегда неизменным.
Гордость людей низких состоит в том, чтобы постоянно говорить о самом себе, людей же высших – чтобы вовсе о себе не говорить.
Для великих дел необходимо неутомимое постоянство.
Если бы бога не существовало, его следовало бы выдумать.
Если люди долго спорят, то это доказывает, что то, о чем они спорят, неясно для них самих.
Зависть – яд для сердца.
Затянувшаяся дискуссия означает, что обе стороны неправы.
Земля – это огромный театр, в котором одна и та же трагедия играется под различными названиями.
Зло исцеляют противоположным.
Знать много языков – значит иметь много ключей к одному замку.
Иллюзия – первая из всех утех.
Иной на втором месте блестит, и его блеск отражается на том, кто занимает первое место.
Иной, сияющий на втором месте, гаснет на первом.
Искусства обходят кругом весь мир и циркулируют, как кровь в наших венах.
Искусство быть скучным состоит в том, чтобы говорить все.
Истина, свобода и добродетель – вот единственное, ради чего нужно любить жизнь.
Истинное мужество обнаруживается во время бедствия.
Каждый отец семейства должен быть хозяином у себя дома, а не в доме соседа.
К живым следует относиться доброжелательно, о мертвых же нужно говорить только правду.
Книги на злобу дня умирают вместе со злободневностью.
Когда сказать нечего, всегда говорят плохо.
Кто не любит свободы и истины, может быть могущественным человеком, но никогда не будет великим человеком.
Кто ограничивает свои желания, тот всегда достаточно богат.
Кто прощает преступление, становится его сообщником.
Кто умеет владеть собою, тот может повелевать людьми.
Ленивые всегда бывают людьми посредственными.
Лучшее – враг хорошего.
Люби истину, но будь снисходителен к заблуждениям.
Любите добродетель, не ища ее блеска. Честь – в сердце.
Любовь – самая сильная из всех страстей, потому что она одновременно завладевает головою, сердцем и телом.
Люди мало размышляют, они читают небрежно, судят поспешно и принимают мнения, как принимают монету, потому что она ходячая.
Люди никогда не испытывают угрызений совести от поступков, ставших у них обычаем.
Математическая истина остается на вечные времена, а метафизические призраки проходят, как бред больных.
Многочисленность законов в государстве есть то же, что большое число лекарей: признак болезни и бессилия.
Мы потому клеймим ложь наибольшим позором, что из всех дурных поступков этот легче всего скрыть и проще всего совершить.
Надежда выздороветь – половина выздоровления.
Невежество – величайший недуг человечества.
Не все, что является фактом, заслуживает того, чтобы быть описанным.
Не дело создано для мысли, а мысль создана для дела.
Недостаток не в деньгах, а в людях и дарованиях делает слабым государство.
Нельзя желать того, чего не знаешь.
Ненависть в сочетании с презрением способна стряхнуть любое ярмо.
Нет ничего продолжительнее времени, так как оно мера вечности; нет ничего короче его, так как его недостает для всех наших начинаний… Все люди пренебрегают им, все сожалеют об его утрате.
Никогда не бывает больших дел без больших трудностей.
Ни на что не годится тот, кто годится только для самого себя.
Объясненная шутка перестает быть шуткой.
О великом человеке судят только по его главным деяниям, а не по его ошибкам.
Он, должно быть, невежественный человек, поскольку отвечает на все вопросы, которые ему задают.
Откапывая ошибки, теряют время, которое, быть может, употребили бы на открытие истин.
Отчизна – это край, где пленница душа.
…Памятники науки существуют вечно.
…Первое обвинение отбрасывается, второе задевает, третье ранит, а четвертое убивает.
Пользуйтесь, но не злоупотребляйте – таково правило мудрости. Ни воздержание, ни излишества не дают счастья.
По моему мнению, брак и его узы или величайшее добро, или величайшее зло; середины нет.
Постоянная важность является лишь маскою посредственности.
Почти все то, что говорят люди, производит меньшее впечатление, чем сама манера, с какой это говорится, так как те, кто слушают, имеют приблизительно те же мысли, как и тот, кто их высказывает, и только выражение составляет разницу.
Поэзия – музыка души.
Предрассудок есть мнение, не основанное на рассудке.
Прекрасная мысль теряет всю свою цену, если дурно выражена, а если повторяется, то наводит на нас скуку.
Прекрасно быть скромным, но не следует быть равнодушным.
Признательность не всегда красноречива.
Прогресс – закон природы.
Работа избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока, нужды.
Самолюбие есть надутый воздухом шар, из которого вырываются бури, когда его прокалывают.
Сатира должна быть колкою и веселою.
Свобода состоит в том, чтобы зависеть только от законов.
Сколько нелепостей говорится людьми только из желания сказать что-нибудь новое.
Слабость с обеих сторон – такова, как известно, особенность всех ссор.
Слезы – это немая речь.
Соперничество – пища для гения.
Споры древних философов были постоянно мирны, а споры богословов были часто кровавы и всегда бурны.
С религией получается то же, что с азартной игрой: начавши дураком, кончишь плутом.
Старый поэт, старый любовник, старый певец и старый конь никуда не годятся.
Стихи повсюду были первыми детьми гения и первыми учителями красноречия.
Страсти – это ветры, надувающие паруса корабля; ветер, правда, иногда топит корабль, но без него корабль не мог бы плыть.
Суди о человеке больше по его вопросам, чем по его ответам.
Суеверные люди в обществе – то же самое, что трусы в армии: они сами питают панические страхи и заражают ими других.
Счастье есть лишь мечта, а горе реально.
Счастье не скрывается в чаще лесной, еще менее его можно найти у царей, его нет даже у мудреца: оно не составляет удела нашей короткой жизни. Нужно отказаться от него, но по крайней мере иногда можно обнимать его подобие.
Театр поучает так, как этого не сделать толстой книге.
Теории подобны мышам: они проходят через девять дыр и застревают в десятой.
Только слабые совершают преступления: сильному и счастливому они не нужны.
Торжество разума заключается в том, чтобы уживаться с людьми, не имеющими его.
Тот, кто не ведет себя соответственно своему возрасту, всегда расплачивается за это.
Труд часто является отцом удовольствия.
Угрызения совести есть единственная добродетель, остающаяся у преступников.
Украсть мысли бывает часто преступнее, чем украсть деньги.
Успехи науки – дело времени и смелости ума.
Фанатизм по отношению к суеверию – то же, что бред по отношению к лихорадке, что бешенство по отношению к гневу.
Хорошие характеры, как и хорошие сочинения, не столько поражают вначале, сколько под конец.
…Христианство и разум несовместимы.
Человек создан для действия. Не действовать и не существовать для человека – одно и то же.
Чем более читаете, не размышляя, тем более уверяетесь, что много знаете, а чем более размышляете, читая, тем яснее видите, что знаете еще очень мало.
Честного человека можно преследовать, но не обесчестить.
Честь – это бриллиант на руке у добродетели.
Читая авторов, которые хорошо пишут, привыкают хорошо говорить.
Читая в первый раз хорошую книгу, мы испытываем то же чувство, как при приобретении нового друга. Вновь прочитать уже читанную книгу – значит вновь увидеть старого друга.
Чтобы были довольны твои читатели, не будь слишком доволен собой.
Что сделалось смешным, уже не может быть опасным.
Язык имеет большое значение еще и потому, что с его помощью мы можем прятать наши мысли.
Атеизм – порок некоторых умных людей, суеверие – порок глупцов.
Библиотека, вверенная невежде, все равно что гарем под управлением евнуха.
Бог вовсе не должен страдать из-за тупости своего священника.
Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне лучших стрелков.
Боюсь, что земной шар – желтый дом Вселенной.
Брак – единственное опасное приключение, доступное даже трусам.
Ваши уши слишком целомудренны, а ваши нравы слишком развращены.
Вера – это триумф богословия над человеческой слабостью.
Верить в Бога невозможно, не верить в него – абсурдно. (Видоизмененный Вольтер.)
Власть чисел тем могущественнее, чем меньше в них разбираются.
Врач – это человек, пичкающий лекарствами, в которых он мало что понимает, организм, в котором он ничего не понимает.
Все главнейшие иностранные языки можно выучить за шесть лет, но для изучения своего недостаточно целой жизни.
Вся наша история – вымысел, с которым все согласны.
География – единственное искусство, в котором последние творения всегда самые лучшие.
Генерал, одержавший победу, в глазах публики не совершал вовсе ошибок, так же как разбитый генерал всегда не прав, как бы ни был уместен его образ действий.
Глаза читателя более строгие судьи, чем уши слушателя.
Горе тем, кто переводит буквально и, передавая каждое слово, обескровливает смысл. Именно здесь можно сказать, что буква убивает, а дух животворит.
Государственного мужа создает характер, а вовсе не исключительная проницательность.
Государственное образование, называвшееся Священной Римской империей, не было ни священным, ни римским, ни империей.
Девушки быстрее учатся чувствовать, чем юноши мыслить.
Для большинства людей исправиться – значит поменять свои недостатки.
Доверить другому чужую тайну – предательство, доверить свою – глупость.
Догмат бессмертия души есть самая утешительная и в то же время наиболее устрашающая идея из всех, которые человеческий дух мог воспринять.
Договаривать все до конца – верный способ наскучить.
Достаточно было одному мужчине влюбиться в женщину, чтобы мир стал таким, каков есть.
Если Бог сотворил человека по своему образу и подобию, то человек отплатил ему тем же.
Если Бога нет в нас, то его нет нигде.
Если бы в Англии была только одна религия, следовало бы опасаться ее деспотизма; если бы их было две, представители каждой перерезали бы друг другу горло; но их там тридцать, а потому они живут в благодатном мире.
Женщина может сохранить лишь одну тайну – тайну своего возраста.
Женщина – это человеческое существо, которое одевается, болтает и раздевается.
Идеальное правительство невозможно, потому что люди наделены страстями; а не будь они наделены страстями, не было бы нужды в правительстве.
Идеи Бога среди людей столь же различны, как их религии и законы. Все люди рождаются с носом и пятью пальцами, но ни один из них не появляется на свет со знанием Бога; прискорбно это или же нет, но таково, несомненно, человеческое состояние.
Излишек – вещь крайне необходимая.
Именно наша любовь к самим себе помогает любви к другим. Разумеется, Бог мог бы создать тварей внимательными единственно только к благу другого. В этом случае купцы находились бы в Индии исключительно в благотворительных целях, а каменщики дробили бы камни, чтобы доставить удовольствие своему ближнему. Но Бог устроил вещи иначе.
Искатель счастья подобен пьяному, который никак не может найти свой дом, но знает, что дом у него есть.
Искусство медицины состоит в том, чтобы помогать пациенту коротать время, пока природа излечивает болезнь.
Книга во времена Гомера и Гесиода была такою же редкостью, как в наши времена хорошая книга.
Когда чернь начинает рассуждать – все пропало.
Короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах своих жен.
Корысть еще более слепа, чем любовь.
Кто не имеет что сказать, всегда говорит плохо.
Лучше поздно, чем плохо.
Люди пользуются умом лишь для того, чтобы оправдать свои дурные поступки, а языком – чтобы скрывать свои мысли.
Маленькие машины работают лучше больших, потому что в последних сильнее трение. Так же и относительно государств.
Маленькие ручейки прозрачны, потому что неглубоки.
Метафизики и теологи весьма напоминают тех гладиаторов, которых заставляли сражаться с повязкой на глазах.
Метафизические системы для философов – то же, что романы для женщин.
Монархия – лучший из худших видов правления.
Настоящие похвалы – это духи, которые приберегают для бальзамирования покойников.
Не бедность невыносима, а презрение. Я могу обходиться без всего, но я не хочу, чтобы об этом знали.
Не неравенство тягостно, а зависимость.
Не следует говорить человеку о недостатках его возлюбленной, объяснять истцу слабые стороны его дела или приводить доводы рассудка ясновидцу.
Не следует громко говорить о милостях, которыми одаряют нас женщины и короли.
Нередко спрашивают, почему те, кому служение повелевает быть учеными и терпимыми, столь часто бывали невежественны и бессердечны. Они были невежественны потому, что слишком долго учились, и жестокими потому, что чувствовали, как их никчемные занятия становятся объектом презрения мудрых людей.
Нет ничего неприятнее, как быть повешенным в неизвестности.
Ничто не пользуется таким уважением, как застарелое зло.
О себе: Мы с Господом Богом кланяемся, но бесед не ведем.
О трактате Руссо «Рассуждение о происхождении неравенства между людьми»: Когда читаешь вашу книгу, разбирает охота побегать на четвереньках.
Образование развивает способности, но не создает их.
Одежда изменяет не только фигуру, но и нравы.
Он был великим патриотом, гуманным человеком, истинным другом – если, конечно, это правда, что он умер.
Опасно быть правым, когда правительство ошибается.
Отчаяние часто выигрывало сражения.
Политика во все времена сохраняла злоупотребления, на которые жаловалось правосудие.
Поэзия говорит больше, чем проза, при помощи меньшего количества слов.
Предрассудки – разум глупцов.
Прекрасное не требует доказательств.
Равенство есть вещь самая естественная и в то же время химера.
Развод, вероятно, почти столь же стар, как и брак. Хотя я полагаю, что брак на несколько недель древнее.
Разум говорит мне, что Бог существует, но разум также говорит мне, что я никогда не узнаю, что это такое.
Разъясненная шутка перестает быть смешной; любой комментатор остроты – просто глупец.
Религиозная догма всегда в безопасности, когда ее опровергают только философы: все академики вселенной ничего не изменят в веровании народа.
Римский календарь был необычайно запутан. Римские полководцы всегда побеждали, но никогда не знали, в какой день это произошло.
Когда слушающий не понимает говорящего, а говорящий не знает, что он имеет в виду, – это философия.
Своим почитателям: Вы хотите удушить меня розами.
Сердце не стареет, но как мучительно селить божество в развалинах!
Сила женщин в слабостях мужчин.
Скромность – знаменитейшее достоинство, если ты знаменит.
Слепой следовало бы изображать не любовь, а самовлюбленность.
Словари составляются из словарей.
Счастье – отвлеченная идея, составленная из нескольких ощущений удовольствия.
Там, где речь идет о деньгах, все одной веры.
Те, кто грешит исключительно против Бога, должны быть наказаны на том свете; те, кто грешит против людей, должны быть наказаны на этом.
Тот, кто умирает при многих свидетелях, умирает всегда мужественно. (По поводу смерти Людовика XIV.)
Утешительна одна только мысль, а именно: какой бы системы мы ни придерживались и с какой фатальностью ни связывали бы все наши действия, мы всегда будем действовать так, как если бы мы были свободны.
Утром я составляю планы, а днем делаю глупости.
Французы говорят быстро и действуют медленно.
Хорошие новости всегда опаздывают, а плохие летят как на крыльях.
Хотя желудок влияет на наши мысли, люди с самыми лучшими желудками – не самые лучшие мыслители.
Цена монеты – пульс государства и довольно верный способ узнать его силы.
Шутки хороши только тогда, когда их подносят еще не остывшими.
Я без ума от женщин, особенно если они красивы и податливы.
Я не знаю ни одного народа, который обогатился бы вследствие победы.
Я не пожелал бы счастья, если бы ради него надо было стать дураком. Если мы дорожим счастьем, то еще больше дорожим разумом. Но, если поразмыслить, окажется, что предпочитать разум счастью значит быть безрассудным.
Я не разделяю ваших убеждений, но я отдам жизнь за то, чтобы вы могли их высказать.
Я признаю, что человек непостижим, но столь же непостижима и вся остальная природа, и в человеке не больше очевидных противоречий, чем во всем остальном.
Вольтеру сообщили, что доктор Галлер далеко не так одобрительно отзывается о его трудах, как Вольтер – о трудах Галлера. «Что ж, – заметил Вольтер, – человеку свойственно ошибаться; возможно, мы ошибаемся оба».
В 1779 году Вольтер отправился из Швейцарии в Париж. На городской заставе его остановили и спросили, не везет ли каких-либо товаров, облагаемых пошлиной. «Господа, – отвечал Вольтер, – у меня в экипаже нет никакой контрабанды, кроме меня самого».
Какой-то автор представил Вольтеру трагедию и попросил высказать о ней свое мнение. Вольтер прочитал рукопись и ответил: «Написать такую трагедию вовсе не трудно; трудность в том, что отвечать ее автору».
На смертном одре, в ответ на предложение отречься от дьявола, Вольтер сказал: «Теперь не время наживать себе новых врагов».
Отчизна это край, где пленница душа.
Моя любовь к отечеству не заставляет меня закрывать глаза на заслуги иностранцев. Напротив, чем более я люблю отечество, тем более и стремлюсь обогатить мою страну сокровищами, извлеченными не из его недр.
Нет человека, в котором не было бы чего-нибудь ненавистного, в котором не был бы скрыт лютый зверь, но лишь немногие честно говорят, как они справляются с этим лютым зверем.
Никто, конечно, не рождается на свет с уже готовыми понятиями о праве и справедливости, но человеческая природа устроена так, что в известном возрасте эти истины естественным образом вырабатываются.
Жить – значит работать. Труд есть жизнь человека.
Словарь – это вселенная в алфавитном порядке.
Никогда не бывает больших дел без больших трудностей.
Видеть и делать новое – очень большое удовольствие.
Для спасения государства достаточно одного великого человека.
Человек создан для действия. Не действовать и не существовать для человека – одно и то же.
Ленивые всегда бывают людьми посредственными.
Честь – это бриллиант на руке у добродетели.
Многочисленность фактов и сочинений растет так быстро, что в недалеком будущем придется сводить все к извлечениям и словарям.
Чтобы добиться успеха в этом мире, недостаточно быть просто глупым, нужно еще иметь хорошие манеры.
Самый нелепый из всех деспотизмов, самый унизительный для человеческой природы, самый несообразный и самый зловредный – это деспотизм священников.
Почему не поднять голос против злодеев прошлого, знаменитых основоположников суеверия и фанатизма, тех, кто впервые схватил на алтаре нож, чтобы отдать на заклание строптивых, не желающих принять их воззрения?
Наиболее суеверные эпохи были всегда эпохами самых ужасных преступлений.
Величайшие распри производят меньше преступлений, чем религиозный фанатизм.
Суеверные в обществе то же, что трусливые в войске: они сами чувствуют и возбуждают в других панический ужас.
Никогда двадцать огромных томов не сделают революции, ее сделают маленькие карманные книжки в двадцать су.
Добродетель и порок, моральное добро и зло – во всех странах определяются тем, полезно или вредно данное явление для общества.
Твердость есть мужество ума, она предполагает просвещенную решимость. Упрямство, напротив, предполагает ослепление.
Мрачная ревность неверною поступью следует за руководящим ее подозрением; перед нею, с кинжалом в руке, идут ненависть и гнев, разливая свой яд. За ними следует раскаяние.
Великие горести оказываются всегда плодом необузданного корыстолюбия.
Тот, кто желает лишить человека страстей на том основании, что они опасны, уподобляется тому, кто пожелал бы выпустить из человека всю кровь, исходя из того, что она является причиной апоплексического удара.
Старость создана для того, чтобы получать огорчения, но она должна быть достаточно благоразумна для того, чтобы переносить их безропотно.
Для глупца старость – бремя, для невежды – зима, а для человека науки – золотая жатва.
С летами все страсти умирают; только себялюбие никогда не умирает.
О немцах я более хорошего, нежели дурного мнения, но вместе с тем не могу не признать за ними один (и весьма крупный) недостаток – их слишком много.
Подумай, как трудно изменить себя самого, и ты поймешь, сколь ничтожны твои возможности изменить других.
Клод-Адриан Гельвеций
(1715—1771 гг.)
философ-просветитель
Большая или меньшая степень уважения, питаемая к автору, зависит от большего или меньшего сходства его идей с идеями читателя.
Большинство авторов ведут себя в своих сочинениях так, как светские люди за беседой: занятые только тем, чтобы нравиться, они мало заботятся о том, как достигнуть этого – ложью или истиной.
Будь гражданином, ибо родина нужна для твоей безопасности, для твоих удовольствий, для твоего благополучия.
Великие умы доходят равным образом и до великих пороков, и до великих добродетелей.
Верный способ судить о характере и уме человека по выбору им книг и друзей.
В любой отрасли знания появление превосходной книги предполагает наличие множества плохих книг.
Воспитание, главным образом, должно засеять наши сердца полезными для индивида и общества привычками.
Воспитание делает нас тем, чем мы являемся.
Все без исключения религии проникнуты фанатизмом и удовлетворяют его потоками человеческой крови.
Все искусство воспитания состоит в том, чтобы ставить молодых людей в условия, способные развить в них зачатки ума и добродетели.
Все ограниченные люди стремятся постоянно опозорить людей основательного и широкого ума.
Всякий изучающий историю народных бедствий может убедиться, что большую часть несчастий на земле приносит невежество.
Глубокие идеи похожи на чистые воды, прозрачность которых затемнена их же глубиной.
Гордость не следует ни подавлять, ни даже ослаблять: ее нужно лишь направлять на достойные цели.
Гуманность в человеке есть результат воспоминания о страданиях, которые ему знакомы либо по собственному опыту, либо по опыту других людей.
Двумя обычными причинами несчастья людей являются, с одной стороны, незнание того, как мало им нужно, чтобы быть счастливыми, а с другой – мнимые потребности и безграничные желания.
Добродетель – это только мудрость, которая заставляет согласовывать страсть с разумом и наслаждение с долгом.
Если кто-нибудь ищет общества образованных людей, если он живет обыкновенно с людьми, превосходящими его по уму, то он становится от этого просвещеннее.
Если хочешь быть богатым, не помышляй увеличить свое имущество, а только уменьши свою жадность.
Если хочешь поступать честно, принимай в расчет и верь только общественному интересу. Личный интерес часто вводит в заблуждение.
Если человек с ранних лет усвоил привычку к труду, труд ему приятен. Если же у него этой привычки нет, то лень делает труд ненавистным.
Желание есть движущая сила души; душа, лишенная желаний, застаивается. Нужно желать, чтобы действовать, и действовать, чтобы быть счастливым.
Желания – это цветы любви, а наслаждения – ее плоды.
Жестокость есть всегда результат страха, слабости и трусости.
Заблуждение всегда противоречит себе, истина никогда.
Задача искусства – волновать сердца.
Законы обязаны своей силой нравам.
Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов.
Из всех способов сделать человека гуманным и сострадательным самый верный состоит в том, чтобы приучить его с раннего возраста отождествлять себя с несчастными и видеть себя в них.
Из всех страстей зависть самая отвратительная. Под знаменем зависти шествуют ненависть, предательство и интриги.
Искусство политики – это искусство делать так, чтобы каждому было выгодно быть добродетельным.
Книга, достоинство которой заключается в тонкости наблюдений над природой человека и вещей, никогда не может перестать нравиться.
Кто сам считает себя несчастным, тот становится несчастным.
…Лишь краткость человеческой жизни принуждает выдающиеся умы ограничивать себя, замыкаться в какой-либо одной отрасли знания.
Лишь по поступкам людей общество может судить об их добродетели.
Лишь разрушив большинство религий, можно заложить в государствах основы здравой нравственности.
Любовь к истине – это наиболее благоприятное условие для нахождения ее.
Любовь к славе есть лишь желание нравиться себе подобным.
Любовь становится моральным грехом, когда она делается главным занятием. Она расслабляет тогда ум и заставляет деградировать душу.
Любовь у человека – мощный источник деятельности.
Люди не рождаются, а становятся теми, кто они есть.
Люди обычно считают, что лучше заблуждаться в толпе, чем в одиночку следовать за истиной.
Людям необходима основанная на природе человека, на опыте, на разуме человеческая мораль.
Между религией и добродетелью нет ничего общего.
Многие почему-то думают, что несправедливые завоевания менее позорят государства, чем кражи – отдельных лиц.
На земле нет ничего, более достойного уважения, чем ум.
Наука о человеке – это наука мудрецов.
Недостаток ума не следует объяснять недостатком памяти.
Нередко человек бывает слишком благоразумным, чтобы быть великим. Надо немного фанатизма, чтобы добиться славы и в литературе, и в государственных делах.
Нет ничего более опасного, чем страсти, которыми разум управляет в запальчивости.
Нет такого ложного суждения, которое не было бы следствием или наших страстей, или нашего невежества.
Обширность ума измеряется числом идей и сочетаний их.
Одинаковое счастье – быть победителем или побежденным в битвах любви.
Одни и те же добродетели оцениваются в разные времена по-разному, в зависимости от их полезности эпохе.
Орлиный взгляд страстей проникает в туманную пропасть грядущего, равнодушие же слепо и тупо от рождения.
Основа нравов людей заключается отнюдь не в их умозрительных принципах, а в их вкусах и чувствах.
Отождествлять бога и нравственность – значит впадать в идолопоклонство, значит обожествлять творения людей.
Очень трудно хвалить того, кто столь заслуживает похвалы.
Покровители невежества суть самые ожесточенные враги человечества.
Полное невежество приводит к полному тупоумию.
После храбрости нет ничего более прекрасного, чем признание в трусости.
Прежде чем приступить к возведению дворца вселенной, сколько нужно еще добыть материала из рудников опыта!
При невежестве ум чахнет за недостатком пищи.
Различие между умом и здравым смыслом заключается в различии причин, их порождающих. Первый является следствием сильных страстей, второй – следствием отсутствия их.
…Реформу нравов следует начать с реформы законов…
Самым мужественным государством бывает то, в котором лучше всего награждается доблесть и сильнее всего наказывается трусость.
Сентенции не создают героев.
Скажи мне, с кем ты близок, и я скажу, кто ты.
Скупые люди сходны с ипохондриками, которые живут в постоянном страхе, повсюду видят опасности и боятся разбиться от прикосновения к чему-либо.
Следует свой ум углублять, а не расширять, и, подобно фокусу зажигательного стекла, собрать все тепло и все лучи своего ума в одной точке.
Соревнование производит гениев, а желание прославиться порождает таланты.
Справедливость наших суждений и наших поступков – не более как удачное совпадение нашего интереса с общественным.
Среди книг, как и среди людей, можно попасть в хорошее и в дурное общество.
Степень ума, нужная, чтобы нам понравиться, служит довольно точною мерою нашего собственного ума.
С того момента, когда люди начинают отличать удовольствие от страдания, когда они испытывают зло и причиняют зло, имеется уже некоторое понятие о справедливости.
Страсти вводят нас в заблуждение, так как они сосредоточивают все наше внимание на одной стороне рассматриваемого предмета и не дают нам возможности исследовать его всесторонне.
Страсти – это пресмыкающиеся, когда они входят в сердце, и буйные драконы, когда они уже вошли в него.
…Страстям науки и искусства обязаны открытиями, а душа – благородством.
Страх перед возможностью ошибки не должен отвращать нас от поисков истины.
Существуют два способа самовосхваления: один – говорить хорошо о себе, второй – поносить других.
Счастье заключается не столько в обладании, сколько в процессе овладения предметом наших желаний.
Счастье людей заключается в том, чтобы любить делать то, что они должны делать.
Только по поступкам мы судим о внутренних движениях, о мыслях, о действиях, о других чувствованиях.
Только рука друга может вырвать шипы из сердца.
Только тот может считать себя свободным от зависти, кто никогда не изучал себя.
Тот, кто глубоко исследует свою душу, так часто ловит себя на ошибках, что поневоле становится скромным. Он уже не гордится своей просвещенностью, он не считает себя выше других.
Тот, кто постоянно сдерживает себя, всегда несчастен из страха быть несчастным иногда.
Ты хочешь нравиться людям? Цени их ум.
…Удовольствие должно быть наградой за труд…
…Ум, если так можно выразиться, начинается там, где кончается здравый смысл.
Ум подобен здоровью: тот, кто им обладает, его не замечает.
Ученый может понимать невежду, потому что он сам был таковым в детстве; невежда же не может понимать ученого, ибо никогда таковым не был.
Угрызения совести начинаются там, где кончается безнаказанность.
…Физическая чувствительность вызвала у нас любовь к удовольствию и отвращение к страданию… затем чувства удовольствия и страдания посеяли и взрастили во всех сердцах семена себялюбия, которые, развиваясь, породили страсти, из коих проистекли все наши пороки и добродетели.
Часто жертвуют величайшими радостями жизни, чтобы гордиться тем, что они принесены в жертву.
Человек, не знакомый с искусством верховой езды, не возьмется давать советов, как объезжать лошадей. Но в морали мы бываем менее недоверчивы. Здесь мы всегда считаем себя знающими и способными подавать советы всем людям.
Человек является воспитанником всех окружающих его предметов, всех тех положений, в которые его ставит случай.
Человечность – это осмысленное чувство; только воспитание его развивает и укрепляет.
Чем совершеннее воспитание, тем счастливее народы.
Чтобы быть совершенно лишенным смелости, нужно быть совершенно лишенным желаний.
Чтобы достигнуть полного успеха, необходимо, чтобы к красоте стиля присоединились выдающиеся идеи. Без этого литературное произведение не может выдержать испытания временем.
Чтобы удивиться, достаточно одной минуты; чтобы сделать удивительную вещь, нужны долгие годы.
Что такое нравственность? Наука о соглашениях, придуманных людьми для того, чтобы совместно жить наиболее счастливым образом. Подлинная цель этой науки – счастье наибольшего числа людей.
Бывают люди, которых нужно ошеломить для того, чтобы их убедить.
Вера в предрассудки сходит у людей за здравый смысл.
Ганнибал был одноглаз. Он высмеял того художника, который нарисовал его с двумя глазами, и наградил того, который изобразил его в профиль. Никто не хочет слишком пошлых славословий, но каждый испытывает приятное облегчение, когда скрывают его недостатки.
Гений есть лишь непрерывное внимание.
Говорят, что великий человек не является таким в глазах своей жены или своего лакея. Это верно. Можно ли привыкнуть жить с человеком, которым приходилось бы слишком часто восхищаться?
Государства и армии часто бывают подобны кораблям, которым мешают плавать их размеры.
Деспотизм царствует лишь над автоматами. Характером люди обладают только в свободных странах.
Если люди не верят в сказки о феях и духах, то их удерживает от этого отнюдь не нелепость этих сказок, а то, что им не было приказано в них верить.
За неимением довода приводят цитату.
Инквизитор, который осудил Галилея, наверное, относился с презрением к злодейству и тупоумию судей Сократа.
Интерес всегда обостряет ум. Мои арендаторы обманывали меня всегда, когда хотели: во-первых, потому, что они знали лучше меня то, о чем шла речь; во-вторых, потому, что они были более заинтересованы в том, чтобы обмануть меня, так как они были бедны, а я – богат.
Интриги и маневры, необходимые для того, чтобы добиться хорошей репутации, мешают нам ее заслужить.
История – это роман событий, а роман – история чувств.
Лживые люди меньше всего знают людей: они слишком заняты тем, чтобы скрывать свою суть.
Люди всегда против разума, когда разум против них.
Люди, которых называют слабыми, всего лишь равнодушны, ибо у каждого найдется сила, когда окажется затронутым предмет его страстей.
Мелкие недостатки в великом произведении – это крохи, которые бросают зависти.
Мудрость главенствует в советах, а судьба – в событиях.
Мы говорим парадоксы за невозможностью найти истины.
Некрасивые люди обычно имеют больше ума, потому что у них меньше возможностей для удовольствия и больше времени для учения.
Нет ничего более иллюзорного, чем первые признаки гениальности. Ньютон и Фонтенель были посредственными учениками. Классы полны милых детей, но свет полон глупых людей.
Новая мысль появляется при сравнении двух предметов, которые еще не сравнивали.
Отец говорил сыну: ты глуп, будь по крайней мере решителен – это искупит твою глупость.
Судьба продает дорого то, что она обещает дать.
Суровые советы совсем не производят действия – это вроде молота, который всегда отталкивается наковальней.
Сущность любви заключается в том, чтобы никогда не быть счастливым.
Терпимость в государстве – признак равновесия сил.
У добродетели много проповедников и мало мучеников.
Чтобы передать свои мысли, надобно гораздо больше ума, чем чтобы иметь их.
Любовь к отечеству совместима с любовью ко всему миру. Народ, приобретая свет знания, не наносит тем ущерба своим соседям. Напротив, чем государства просвещеннее, тем больше они сообщают друг другу идей, и тем больше увеличивается сила и деятельность всемирного ума.
Чтобы быть честным, надо присоединить к благородству души просвещенный ум. Тот, в ком соединены эти различные дары природы, всегда руководствуется компасом общественной пользы.
Опыт показывает, что человек считает заблуждающимся всякого человека и плохой всякую книгу, которые расходятся с его взглядами.
Чему учит нас история религий? Что они повсюду раздували пламя нетерпимости, устилали равнины трупами, поили землю кровью, сжигали города, опустошали государства; но они никогда не делали людей лучшими.
Всякий религиозный догмат – это зародыш преступлений и раздоров между людьми.
В каждой стране искусство формировать людей так тесно связано с формой правления, что какое-либо значительное изменение в общественном воспитании вряд ли возможно без изменений в самом государственном строе.
Общество признает и уважает только те достоинства, которые доказаны на деле. Кто хочет точно знать, чего он стоит, может узнать это только от народа и, следовательно, должен отдать себя на его суд.
Любовь – это дар небес, который требует, чтобы его лелеяли – самые совершенные души и самое прекрасное воображение. Пылкие наслаждения усыпляются браком, дар небес утрачивается под влиянием грубого и безвкусного разврата, а выгода превращает его в товар.
Любовь в соответствии с различными характерами по-разному пылает. Во льве жгучее и кровожадное пламя выражается в рычании, в высокомерных душах – в пренебрежении, в нежных душах – в слезах и унынии.
В юности у человека зарождаются возвышенные мысли, которые должны впоследствии сделать его знаменитым.
Интриги и маневры, которые необходимы, чтобы добиться хорошей репутации, мешают нам ее заслужить.
Поль Анри-Гольбах
(1723—1789 гг.)
философ
Бог, оказавшийся настолько вероломным и коварным, чтобы создать первого человека и затем подвергнуть его искушению и греху, не может считаться существом совершенным и должен быть назван чудовищем безрассудства, несправедливости, коварства и жестокости.
В вопросах религии людей можно назвать взрослыми детьми.
Возмездие в жизни загробной – не что иное, как призрак, выдуманный для помрачения человеческого разума, изобретенный для того, чтобы обмануть и сбить с толку людей, чтобы навсегда лишить их спокойствия и превратить в послушных рабов духовенства.
Все религии, какие мы только видим на земле, дают нам лишь клубок вымыслов и бредней, возмущающих ум.
Всякая религия по сущности своей нетерпима как в силу своих принципов, так и в силу своих интересов.
Выбор религии народом всегда определяется его правителями. Истинной религией всегда оказывается та, которую исповедует государь; истинный бог – тот бог, поклоняться которому приказывает государь; таким образом, воля духовенства, которое руководит государями, всегда оказывается и волей самого бога.
Гений – это зрение, схватывающее одним взглядом все пункты обширного горизонта.
Говорить, что нравственные идеалы врождены или представляются результатом инстинкта, – это все равно что утверждать, будто человек способен читать, не зная еще букв алфавита.
Говорить, что религия недоступна разуму, значит допускать, что она не создана для разумных существ; значит согласиться с тем, что сами доктора богословия ничего не смыслят в тайнах, которые они каждодневно проповедуют.
Говорят, что бог терпелив. Но терпеть явное зло – не значит ли обнаруживать бессилие или даже соучастие в этом зле?
Делать счастливыми других – вот самый верный способ стать счастливым в этом мире; быть добродетельным – значит заботиться о счастье себе подобных.
Добродетель несовместима с невежеством, суеверием, рабством; рабов можно удержать лишь страхом наказания.
Догмы всякой религии оказываются нелепостью с точки зрения другой религии, проповедующей иные, столь же бессмысленные доктрины.
Долой разум! – вот основа религии.
Друг, бесполезный для своего друга, становится для него чужим человеком.
Духовенство было бы весьма недовольно, если бы его духовный труд оплачивался духовно.
Евангелие действительно принесло «не мир, но меч». От апостолов и до нашего времени христианский мир раздирается ненавистью, преследованием и яростью.
Если бог воздерживается в течение достаточно длительного времени от применения своего правосудия и допускает зло в течение всего существования нашей планеты, какие же могут быть у нас гарантии того, что и в другом мире божественное правосудие не будет точно так же бездействовать и попустительствовать страданиям его обитателей?
Если бы в этом мире не было зла, человек никогда не помышлял бы о божестве.
Если служители церкви очень часто и позволяли народам с оружием в руках защищать дело божье, то они никогда не допускали бунта против реального зла и очевидного насилия.
Желание нравиться, верность традициям, страх показаться смешным и боязнь людских пересудов – вот стимулы значительно более сильные, чем религиозные представления.
Истина являет себя лишь здоровому духу в здоровом теле.
Можно подумать, что религиозная мораль только для того и придумана, чтобы разрушить общество, превратить людей в первобытных дикарей.
Мораль была бы пустой наукой, если бы она не могла показать человеку, что его величайший интерес заключается в том, чтобы быть добродетельным.
Не бог создал человека по своему образу и подобию, а человек всегда творил бога по своему образцу, наделяя его своим умом, своими качествами, особенно – пороками.
Невежество – первая предпосылка веры, и поэтому церковь так высоко его ценит.
Незнание естественных причин заставило человека создать богов: обман превратил их во что-то грозное.
Некий шутник правильно заметил, что «истинная религия всегда та, на чьей стороне государь и палач».
Никакой необходимости верить в бога нет, а самое разумное – о нем вовсе не думать.
Никогда нельзя жить счастливо, если все время дрожишь от страха.
Ни один человек не может быть героем в глазах своего лакея. Неудивительно, что бог, из которого священники делают пугало для других, мало пугает их самих и почти не оказывает никакого влияния на их поведение.
Нравственность есть наука об отношениях, существующих между людьми, и об обязанностях, вытекающих из этих отношений.
Ожидание будущего блаженства и страх будущих мучений лишь помешали людям думать о том, чтобы стать счастливыми здесь, на земле.
Основой дружеской привязанности являются те выгоды, которые друзья рассчитывают получить друг от друга. Лишите их этих выгод – и дружба перестанет существовать.
От суеверия следовало бы лечить, как от запоя; суеверие – хроническое заболевание, поддающееся излечению. Правда, никогда нельзя быть уверенным, что эта болезнь не даст рецидива.
Поклоняться богу – значит поклоняться вымыслу, созданному человеческим воображением, или попросту поклоняться тому, чего нет.
Полагать, что мы обязаны верить в вещи, не доступные нашему разуму, так же нелепо, как утверждать, что бог требует, чтобы мы летали, не имея крыльев.
Правосудие есть основание всех общественных добродетелей.
Приверженность к любой системе воззрения – не что иное, как результат привычки; уму так же трудно отказаться от привычного образа мышления и усвоить новые представления, как телу – действовать и жить, не пользуясь свойственными ему способностями и органами.
Пытаться излечить людей от пороков, не искоренив в них предрассудков, – бесполезно.
Религия есть не что иное, как искусство занимать ограниченный ум человека предметом, которого он не в состоянии понять.
Религия по существу своему враг человеческих радостей и человеческого благоденствия. Блаженны нищие! Блаженны плачущие! Блаженны страждущие! Горе тем, кто живет в довольстве и веселье! Таковы те редкостные открытия, которые провозглашает христианство!
Религия представляет собой узду для людей, неуравновешенных по характеру или пришибленных обстоятельствами жизни. Страх перед богом удерживает от греха только тех, кто не способен сильно желать или уже не в состоянии грешить.
Религия утешает лишь тех, кто не способен охватить ее в целом; туманные обещания наград могут соблазнить только тех людей, которые не в состоянии задуматься над отвратительным, лживым и жестоким характером, приписываемым религией богу.
Самое недостоверное во всякой религии – это ее основа.
Священники скоро заметили, что, работая на богов, они работали на себя, что они могут невозбранно приложить руки к дарам, обетам и жертвам, приносимым существам, которые никогда не предъявляли требований на все эти вещи.
Смерть за какое-либо убеждение так же мало доказывает истинность или превосходство этого убеждения, как и смерть в сражении ни в какой степени не может служить доказательством правоты государя, ради интересов которого многие безумцы готовы отдать свою жизнь.
Совесть – это наш внутренний судья, безошибочно свидетельствующий о том, насколько наши поступки заслуживают уважения или порицания наших близких.
Страх всегда был и будет самым верным средством обмана и порабощения людей.
Суеверие, завладев душой человека, способно навсегда нарушить ее покой.
Суеверие – явление преходящее; никакая сила не может быть долговечной, если она не основывается на истине, разуме и справедливости.
Только самое дикое варварство, самая подлая корысть, самое слепое тщеславие могли подсказать догму о вечных адских муках.
Тщеславие и алчность были во все века главными пороками духовенства.
Уживчивость, терпимость, человечность – эти основные добродетели всякой моральной системы совершенно несовместимы с религиозными предрассудками.
Человек всегда будет искать наслаждений, потому что ему свойственно любить все, что скрашивает и делает приятным существование; никогда не удастся заставить человека любить неудобства и несчастья.
Человек суеверен только потому, что пуглив; он пуглив только потому, что невежествен.
Человек – это восприимчивое, чувствующее, разумное и рассудительное существо, стремящееся к самосохранению и счастью.
Человеческий род во всех странах стал жертвой священнослужителей; они назвали религией системы, изобретенные ими для покорения человека, воображение которого они пленили, рассудок которого они затмили, разум которого они стараются уничтожить.
Чем больше мы размышляем о догмах и принципах религии, тем более мы убеждаемся, что их единственная цель состоит в защите интересов тиранов и духовенства в ущерб интересам общества.
Чтобы постичь истинные основы морали, людям нет необходимости ни в богословии, ни в откровениях, ни в богах; для этого достаточно простого здравого смысла.
Всякий, кто серьезно задумается над религией и ее сверхъестественной моралью, кто трезво взвесит все ее преимущества и недостатки, сможет убедиться, что религия и ее мораль вредны человечеству и, во всяком случае, противоречат природе человека.
Чтобы счастье наше было полно, мы нуждаемся в привязанности и помощи окружающих нас людей; последние же согласятся любить и уважать нас, помогать нам в наших планах, работать для нашего счастья лишь в той мере, в какой мы готовы работать для их благополучия, эту необходимую связь называют нравственным долгом, нравственной обязанностью.
Чем внимательнее мы будем изучать религию, тем больше будем убеждаться, что ее единственная цель – благополучие духовенства.
Незнание природы является корнем тех неизвестных сил, перед которыми так долго трепетал человеческий род, и тех суеверных вероучений, которые были источниками всех его бедствий.
Мы довольно часто встречаем самых просвещенных людей, продолжающих верить детским предрассудкам… Часто жертвами суеверия оказываются даже гениальные люди; присущая им сила воображения иногда лишь усугубляет из заблуждения и еще больше привязывает к воззрениям, которых они бы устыдились, будь им позволено прибегнуть к собственному разуму… Самые здравомыслящие люди, разумно рассуждающие по поводу любого иного предмета, впадают в детство, как только дело коснется религии.
Что бы ни говорили наши богословы, не стоит большого труда понять, что христианское вероучение в конечном счете устанавливалось всегда властью императоров и королей; богословские догмы, якобы наиболее угодные богу, в каждой стране преподавались народу посредством вооруженной силы; истинной оказывалась всегда та вера, которую исповедовал государь; правоверными считались всегда те, кто обладал достаточной властью и силой, чтобы истребить врагов, которые объявлялись врагами самого бога.
Поклонники бога ревнивого, мстительного и кровожадного – таков со всей очевидностью бог иудеев и христиан – не могут быть ни сдержанны, ни терпимы, ни человечны. Поклонники бога, которого могут оскорбить мысли и убеждения его слабых творений, который присуждает к вечным мукам, к истреблению всех, исповедующих иное вероучение, точно так же неизбежно должны быть нетерпимы, жестоки и злопамятны.
Стоит только непредубежденными глазами взглянуть на вещи, чтобы убедиться, что священники – чрезвычайно опасные люди. Они ставят себе целью господствовать над умами, чтобы иметь возможность грабить кошельки.
Христианская мораль, словно нарочно придуманная для того, чтобы сковать человеческую природу и поработить ее выдуманным призракам, не имела поэтому никакого влияния на большинство людей.
Она послужила лишь к тому, чтобы измучить, истерзать некоторые слабые и легковерные души, и не смогла удержать ни одного человека, увлеченного сильной страстью или укоренившейся привычкой.
Мораль не имеет ничего общего с религией… религия не только не служит основой морали, но скорее враждебна ей. Истинная мораль должна быть основана на природе человека; мораль религиозная всегда будет зиждиться только на химерах и на произволе тех людей, которые наделяют бога языком, часто в корне противоречащим и природе, и разуму человека.
Умереть за религию еще не значит доказать, что эта религия истинная и божественная; это доказывает в лучшем случае веру мучеников в то, что их религия такова. Какой-нибудь энтузиаст, идущий ради религии на смерть, доказывает разве только, что религиозный фанатизм часто может быть сильнее привязанности к жизни.
Мораль есть единственный культ, единственная естественная религия человека на земле, единственное, что должно занимать его в этом мире. Только выполняя требования этой морали, мы можем считать себя выполняющими божественную волю. Если действительно бог сделал человека тем, что он есть, то, стало быть, бог наделил его и чувством самосохранения, и стремлением к счастью. Если это бог сотворил нас разумными, значит, он пожелал, чтобы мы считались с разумом, разбираясь, где добро и зло, полезное и вредное. Если он сделал нас существами общественными, значит, он хотел, чтобы мы жили в обществе и стремились к его сохранению и благополучию.
Никакой бог ничего не поделает с тем человеком, который настолько неразумен, что пренебрегает общественным мнением, игнорирует приличия, попирает законы и обрекает самого себя позору и проклятию своих ближних. Всякий здравомыслящий человек легко поймет, что в этом мире уважение и любовь окружающих нужны для его собственного счастья и что для всех, кто вредит себе своими пороками и навлекает на себя презрение общества, жизнь становится мучительным бременем.
Полагать, что мы обязаны верить в вещи, не доступные нашему разуму, так же нелепо, как утверждать, что бог требует, чтобы мы летали, не имея крыльев.
Отрекитесь навсегда от суеверия, могущего принести лишь несчастье; пусть вашей единственной религией будет естественная мораль; пусть вашей неизменной целью будет счастье, а вашим руководителем – разум, и да поможет вам добродетель достичь этой высокой цели; пусть эта добродетель будет вашим единственным богом. Любить добродетель и жить в добродетели – вот единственный способ поклоняться богу. Если действительно есть бог, заботящийся о своих творениях, бог справедливый, добрый и мудрый, он не прогневается на вас за обращение к разуму.
Жан-Лерон д'Аламбер
(1717—1783 гг.)
математик,
механик и философ
Иные люди считают себя глубокими, между тем как они просто пошлые.
Истинное равенство граждан состоит в том, чтобы все они одинаково были подчинены законам.
Истинно честный человек должен предпочитать себе – семью, семье – отечество, отечеству – человечество.
Истинный философ есть тот, кто, не хвастая, обладает тою мудростью, которою хвастают другие, не обладая ею.
Легкомыслие смотрит легко на вещи серьезные и серьезно на вещи вздорные.
Нет ничего опаснее в обществе, чем человек без характера.
Одна лишь посредственность не имеет врагов.
Простота всегда бывает следствием возвышенности чувств.
Роскошь есть преступление против человечества, пока хоть один человек общества нуждается.
Часто неясность происходит столько же от многословия, сколько и от излишней краткости.
Чувство… внимающее нравственным истинам, зовется совестью… его можно было бы назвать очевидностью сердца, ибо, сколь бы ни было оно отлично от очевидности ума… оно имеет над нами не меньшую власть.
Нельзя никого тронуть, не будучи в душе тронутым, нельзя никого убедить, не будучи в душе убежденным.
Жорж-Жак Дантон
(1759—1794 гг.)
деятель Великой французской
революции, один из вождей якобинцев
После хлеба самое важное для народа школа.
Нельзя унести родину на подошвах своих сапог.
Дени Дидро
(1713—1784 гг.)
философ-просветитель,
писатель
Везде, где признают Бога, существует культ, а где есть культ, там нарушен естественный порядок нравственного долга, и нравственность падает.
Величайшее недоразумение – это вдаваться в мораль, когда дело касается исторических фактов.
Верх безумия – ставить себе целью разрушение страстей.
Воображение! Без этого качества нельзя быть ни поэтом, ни философом, ни умным человеком, ни мыслящим существом, ни просто человеком.
Врачи непрестанно трудятся над сохранением нашего здоровья, а повара – над разрушением его; однако последние более уверены в успехе.
Вся сила нравственной совести заключается в осознании сделанного зла.
В тот момент, когда художник думает о деньгах, он теряет чувство прекрасного.
Где бы ты ни очутился, люди всегда окажутся не глупее тебя.
Где, как не в браке, можно наблюдать примеры чистой привязанности, подлинной любви, глубокого доверия, постоянной поддержки, взаимного удовлетворения, разделенной печали, понятых вздохов, пролитых вместе слез?
Глубокие мысли – это железные гвозди, вогнанные в ум так, что ничем не вырвать их.
Гнить ли под мрамором или под землей – все равно гнить.
Дать обет бедности – значит поклясться быть лентяем и вором. Дать обет целомудрия – значит обещать Богу постоянно нарушать самый мудрый и самый важный из его законов. Дать обет послушания – значит отречься от неотъемлемого права человека – от свободы. Если человек соблюдает свой обет – он преступник, если он нарушает его – он клятвопреступник. Жизнь в монастыре – это жизнь фанатика или лицемера.
Два качества необходимы художнику: чувство нравственности и чувство перспективы.
Для того чтобы растрогать, не нужно быть растроганным.
Если бояться смерти, ничего хорошего не сделаешь; если все равно умираешь из-за какого-нибудь камешка в мочевом пузыре, от припадка подагры или по другой столь же нелепой причине, то уж лучше умереть за какое-нибудь великое дело.
Если ложь на краткий срок и может быть полезна, то с течением времени она неизбежно оказывается вредна. Напротив того, правда с течением времени оказывается полезной, хотя может статься, что сейчас она принесет вред.
Если нет цели, не делаешь ничего, и не делаешь ничего великого, если цель ничтожна.
Есть моральная тактичность, которая у гуманного человека сказывается во всех его поступках и которой не имеет злой человек.
Женщины пьют льстивую ложь одним глотком, а горькую правду каплями.
Живописец и скульптор – оба поэты, но последний никогда не впадает в шарж. Скульптура не терпит ни шутовства, ни паясничества, ни забавного, даже редко комическое. Мрамор не смеется.
Жизнь злых людей полна тревог.
Знание того, какими вещи должны быть, характеризует человека умного; знание того, каковы вещи на самом деле, характеризует человека опытного; знание же того, как их изменить к лучшему, характеризует человека гениального.
Искренность – мать правды и вывеска честного человека.
Искусство заключается в том, чтобы найти необыкновенное в обыкновенном и обыкновенное в необыкновенном.
Истина любит критику, от нее она только выигрывает; ложь боится критики, ибо проигрывает от нее.
Каждое произведение ваяния или живописи должно выражать собою какое-либо великое правило жизни, должно поучать, иначе оно будет немо.
Когда мужчины неуважительно относятся к женщине, это почти всегда показывает, что она первая забылась в своем обращении с ними.
Любовь часто отнимает разум у того, кто его имеет, и дает тем, у кого его нет.
Люди, выдающиеся своими талантами, должны тратить свое время так, как этого требует уважение самих к себе и к потомству. Что подумало бы о нас потомство, если бы мы ничего не оставили ему.
Люди перестают мыслить, когда перестают читать.
Можно обнаруживать постоянство при малодушии и скудоумии; но твердость может обнаруживать только характер, отличающийся силой, возвышенностью, умом. Легкомыслие, податливость и слабость противоположны твердости.
Монастырь – это темница, куда ввергают тех, кого общество выбросило за борт.
Моя дружба слишком осмотрительна, если опасность моего друга не заставляет меня забывать о моей собственной опасности.
Мы считаем трусом того, кто допустил, чтобы в его присутствии оскорбительно отзывались о его друге.
Набросок – сознание пыла и гения, картина – создание труда, терпения, долгого изучения и законченных знаний в искусстве.
Награждая хороших, мы тем самым наказываем дурных.
Наилучший порядок вещей – тот, при котором мне предназначено быть, и к черту лучший из миров, если меня в нем нет.
Напрасно трус бьет себя кулаком в грудь, чтобы набраться храбрости; ее нужно иметь прежде того и лишь укреплять в общении с теми, кто ею обладает.
Народ, который думает, что честными делает людей вера, а не хорошие законы, кажется мне весьма отсталым.
Не Бог создал людей по своему образу, а люди ежедневно создают его по своему. Бог магометанина не таков, как бог христианина. Бог протестанта не такой, как бог католика. Бог взрослого отличается от бога ребенка и от бога стариков.
Неизменно помни, что природа – не Бог, человек – не машина, гипотеза – не факт.
Не следует нарочно делать умными героев пьесы, а нужно уметь поставить их в такие условия, при которых они должны проявлять ум.
Нет достоинства при отсутствии ясных и четких понятий общего блага.
Нет такого уголка в мире, где различие в религиозных воззрениях не орошало бы землю кровью.
Образование придает человеку достоинство, да и раб начинает сознавать, что он не рожден для рабства.
Отнимите у христианина страх перед адом – и вы отнимете у него веру.
Перелистайте историю всех народов земли: везде религия превращает невинность в преступление, а преступление объявляет невинным.
Порок раздражает людей только время от времени, а внешние его черты раздражают их с утра до вечера.
Предварительное знание того, что хочешь сделать, дает смелость и легкость.
Природа подобна женщине, которая, показывая из-под нарядов то одну часть своего тела, то другую, подает настойчивым поклонникам некоторую надежду узнать ее когда-нибудь всю.
Разве вам не известно, что настоящее блаженство заключается в том, что все люди нуждаются друг в друге, и что вы ожидаете помощи от себе подобных точно так же, как они ждут ее от вас?
Разве мы властны влюбляться или не влюбляться? И разве, влюбившись, мы властны поступать так, словно бы этого не случилось?
Расплата в этом мире наступает всегда. Есть два генеральных прокурора: один – тот, кто стоит у ваших дверей и наказывает за проступки против общества, другой – сама природа. Ей известны все пороки, ускользающие от законов.
Ревность – это страсть убогого, скаредного животного, боящегося потери; это чувство, недостойное человека, плод наших гнилых нравов и права собственности, распространенного на чувствующее, мыслящее, хотящее, свободное существо.
Религия мешает людям видеть, потому что она под страхом вечных наказаний запрещает им смотреть.
Родители любят своих детей тревожной и снисходительной любовью, которая портит их. Есть другая любовь, внимательная и спокойная, которая делает их честными. И такова настоящая любовь отца.
Самый счастливый человек тот, кто дарит счастье наибольшему числу людей.
Сказать, что человек состоит из силы и слабости, из разумения и ослепления, из ничтожества и величия, – это значит не осудить его, а определить его сущность.
Стараться оставить после себя больше знаний и счастья, чем их было раньше, улучшать и умножать полученное нами наследство – вот над чем мы должны трудиться.
Страсти без конца осуждают, им приписывают все человеческие несчастья и при этом забывают, что они являются также источником всех наших радостей.
Существует только одна добродетель – справедливость, одна обязанность – стать счастливым, один вывод – не преувеличивать ценности жизни и не бояться смерти.
Такова жизнь: один вертится между шипами и не колется; другой тщательно следит, куда ставить ноги, и все же натыкается на шипы посреди лучшей дороги и возвращается домой ободранный до потери сознания.
Только страсти и только великие страсти могут поднять душу до великих дел. Без них конец всему возвышенному как в нравственной жизни, так и в творчестве.
Только честному человеку подобает быть атеистом.
Тот, кто рассказывает тебе о чужих недостатках, рассказывает другим о твоих.
Умный человек видит перед собой неизмеримую область возможного, глупец же считает возможным только то, что есть.
Философы говорят много дурного о духовных лицах, духовные лица говорят много дурного о философах; но философы никогда не убивали духовных лиц, а духовенство убило немало философов.
Хороший стиль кроется в сердце.
Храбрец избегает опасности, а трус, безрассудный и беззащитный, устремляется к пропасти, которой не замечает из-за страха; таким образом, он спешит навстречу несчастью, которое, может быть, ему и не предназначалось.
Человек создан, чтобы жить в обществе; разлучите его с ним, изолируйте его – и мысли его спутаются, характер ожесточится, сотни нелепых страстей зародятся в его душе, сумасбродные идеи пустят ростки в его мозгу, как дикий терновник среди пустыря.
Чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они случаются.
Что такое истина? Соответствие наших суждений созданиям природы.
Широта ума, сила воображения и активность души – вот что такое гений.
Я не знаю профессии, которая требовала бы более изысканных форм и более чистых нравов, чем театр.
Я требую от учителя только добрых нравов, так же, как я потребовал бы их от каждого гражданина.
Ах, какой превосходной комедией был бы этот мир, не будь у нас в ней своей роли!
Бог! Ведь это просто слово, один обыкновенный слог для объяснения существования мира.
В истории любого народа найдется немало страниц, которые были бы великолепны, будь они правдой.
Все, что обычно, – просто; но не все, что просто, – обычно. Оригинальность не исключает простоты.
Добродетель прекрасная вещь; и злые и добрые отзываются о ней хорошо. Ибо она выгодна для первых и для вторых.
Если бы все на земле было бы превосходно, то и не было бы ничего превосходного.
Желание прослыть умным человеком сильнее, нежели боязнь прослыть злым.
Женская стыдливость – всего лишь хорошо понятое кокетство.
Женщины ненавидят друг друга и, однако, все до единой, защищают друг друга.
Заблуждения, освященные гением великих мастеров, становятся со временем общепризнанными истинами.
Книги, которые мы листаем реже всего и с наибольшим пристрастием, – это книги наших коллег.
Лучше изнашиваться, чем ржаветь.
Людей, рассуждающих логически, больше, нежели красноречивых. Красноречие есть искусство приукрашивать логику.
Мы всегда остаемся собой, хотя ни минуты не остаемся одними и теми же.
Мы добиваемся любви других, чтобы иметь лишний повод любить себя.
Не пускайтесь в объяснения, если хотите быть понятыми.
Нечаянно, нежданно мы оказываемся на краю могилы, как рассеянный – на пороге своего дома.
Ни в одну эпоху и ни у какой нации религиозные мнения не служили основой для национальных нравов. Боги, которым поклонялись древние греки и римляне, честнейшие на земле люди, были самыми разнузданными канальями.
Никогда еще, с тех пор как стоит мир, два любовника не произносили «Я вас люблю» на один и тот же лад, и, сколько бы миру ни существовать, две женщины не ответят «И я вас тоже» одинаково.
Одного человека как-то спросили, существуют ли настоящие атеисты. Вы думаете, ответил он, что существуют настоящие христиане?
Потомство для философов – это потусторонний мир для верующего.
Признательность есть бремя, а всякое бремя для того и создано, чтобы его сбросить.
Разве веруют в Бога из-за какой-нибудь выгоды? – Не знаю; но соображения выгоды нисколько не вредят делам ни этого, ни другого мира.
Сочинитель может завести себе любовницу, которая умеет состряпать книгу, но жена его должна уметь состряпать обед.
Терпимость неизбежно ведет к равнодушию.
Тот, кто остается верен своей религии только потому, что он был в ней воспитан, имеет столько же оснований гордиться своим христианством или мусульманством, сколько тем, что не родился слепым или хромым. Это – счастье, а не заслуга.
Шестидесятилетний Вольтер – это попугай, повторяющий тридцатилетнего Вольтера.
Юноша хочет женщину, женщину как таковую; старец же ищет женщину красивую. Если нация обладает вкусом, значит, она состарилась.
Актеры производят впечатление на публику не тогда, когда они неистовствуют, а когда хорошо играют неистовство.
Актеры способны играть любой характер именно потому, что сами вовсе лишены его.
В театр приходят не смотреть слезы, а слушать речи, которые их исторгают.
Величайший автор тот, кто как можно меньше оставляет воображению актера.
Говорят, что оратор всего значительнее, когда он воспламенен, когда он негодует. Я отрицаю это. Он сильнее, когда подражает гневу.
Крайняя чувствительность создает посредственных актеров; средняя чувствительность дает большинство плохих актеров, и только ее отсутствие дает великих актеров.
В природе человеческой два противоположных начала: самолюбие, влекущее нас к себе самим, и добродетельность, толкающая нас к другим. Если бы одна из этих пружин сломалась, человек был бы злым до бешенства или великодушным до безумия.
Либо Бог разрешил, либо всеобщий механизм, называемый судьбою, захотел, чтобы мы в продолжение жизни были предоставлены всякого рода случайностям; если ты мудр и лучший отец, чем я, ты с молодых лет убедишь своего сына, что он хозяин своей жизни, чтобы он не жаловался на тебя, даровавшего ему жизнь.
Признание своей немощности – великий урок, который мы извлекаем. Не лучше ли приобрести доверие к себе других людей искренностью признания, что я ничего не знаю, чем бормотать слова и вызывать жалость к себе потугами все объяснить? Свободно сознающийся в незнании того, что он не знает, побуждает меня верить тому, что он берется мне объяснить.
Необъятную сферу наук я себе представляю как широкое поле, одни части которого темны, а другие освещены. Наши труды имеют своей целью или расширить границы освещенных мест, или приумножить на поле источники света. Одно свойственно творческому гению, другое – проницательному уму, вносящему улучшения.
Даже согласившись, что люди гениальные обычно бывают странны, или, как говорится, нет великого ума без капельки безумия, мы не отречемся от них; мы будем презирать те века, которые не создали ни одного гения. Гении составляют гордость народов, к которым принадлежат; рано или поздно им воздвигают статуи, и в них видят благодетелей человеческого рода.
Если разум – дар неба и если то же самое можно сказать о вере, значит, небо ниспослало нам два дара, которые несовместимы и противоречат друг другу. Чтобы устранить эту трудность, надо признать, что вера есть химерический принцип, не существующий в природе.
Люди жили бы довольно спокойно в этом мире, если бы были вполне уверены, что им нечего бояться в другом; мысль, что Бога нет, не испугала еще никого, но скольких ужасала мысль, что существует такой бог, какого мне изображают!
Если какое-нибудь явление превышает, по нашему мнению, силы человека, то мы тотчас же говорим: это дело Божие; наше тщеславие не может удовольствоваться меньшим. Не лучше ли было бы, если бы мы вкладывали в свои рассуждения несколько меньше гордости и несколько больше философии? Если природа представляет нам какую-нибудь загадку, какой-нибудь трудно распутываемый узел, то оставим его таким, каков он есть, и не будем стараться разрубить его рукой существа, которое становится для нас новым узлом, еще труднее распутываемым, чем первый.
Для того, чтобы растрогать, не нужно быть растроганным.
Есть два рода законов: одни – безусловной справедливости и всеобщего значения, другие же – нелепые, обязанные своим признанием лишь слепоте людей или силе обстоятельств. Того, кто повинен в их нарушении, они покрывают лишь мимолетным бесчестьем – бесчестьем, которое со временем падает на судей и на народы, и падает навсегда. Кто ныне опозорен – Сократ или судья, заставивший его выпить цикуту?
Он второй во всех жанрах.
Шарль-Пино Дюкло
(1704—1772 гг.)
писатель и историк
Есть три рода невежества: совсем не знать ничего; знать дурно то, что все знают; знать не то, что следует знать.
Гнев – это откровенная и мимолетная ненависть; ненависть – это сдержанный и постоянный гнев.
Порицать молодого человека за то, что он влюблен, все равно что упрекать кого-нибудь в том, что он болен.
По отношению к виновным нужно быть суровым без жестокости или снисходительным без попустительства.
Цезарь Дюмарсе
(1678—1756 гг.)
лингвист
Чем больше разума в человеке, тем больше найдете вы в нем честности. Наоборот, там, где фанатизм и суеверие, – царят запальчивость и страсти.
Этьен-Бонно Де Кондильяк (Кондийак)
(1715—1780 гг.)
философ, историк и экономист
Человек, который знал бы только свое собственное существование, не имел бы никакого представления о смерти.
Жан-Антуан-Никола Кондорсе
(1743—1794 гг.)
социолог и политический деятель
Злоупотребление научным языком превращает в науку слов то, что должно быть наукой фактов.
Наши надежды на улучшение человеческого рода в будущем могут быть сведены к трем положениям: уничтожение неравенства между нациями, прогресс равенства между различными классами того же народа, наконец, действительное совершенствование человека.
Фразы сочиняют за неимением идей.
Жюльен-Офре де Ламетри
(1709—1751 гг.)
философ, врач
Все различие между дурными и хорошими людьми состоит в том, что у первых частный интерес преобладает над общим, тогда как вторые жертвуют своим собственным благом ради друга или ради общества.
Когда мы уже более не в состоянии вкушать наслаждения, мы начинаем их порочить.
Не будем бояться ненависти людей, будем только остерегаться заслужить ее.
Ничто лучше не доказывает существования счастья, вытекающего из темперамента, чем то, что все мы знаем счастливых дураков, тогда как столько умных людей несчастны.
Религия необходима только для тех, кто не способен испытывать чувства гуманности. Опыт и наблюдения наглядно показывают, что она бесполезна в отношениях честных людей.
Счастье увеличивается оттого, что им делишься с другими.
То, что связано с законом, дает право. Но само по себе это право не является ни правом разума, ни правом справедливости; это право силы.
Человек в самом себе носит самого страшного из своих врагов.
Человечество не будет счастливо до тех пор, пока не станет атеистичным.
Шарль де Линь
(1735—1814 гг.)
бельгийский дипломат и писатель
В любви прекрасней всего начало. Неудивительно, что мы начинаем столь часто.
Горе людям, которые никогда не ошибаются: они всегда оказываются не правы.
Женская честь плохо охраняется там, где на ее страже не стоит любовь или религия.
Как бы добродетельна ни была женщина, похвала ее добродетельности радует ее меньше всего.
Люди, не способные оставаться в своем собственном обществе, всегда скучают и, как следствие, всегда скучны.
Мужчины создают законы; женщины создают нравы.
Существуют два рода глупцов: те, кто не сомневается ни в чем, и те, кто во всем сомневается.
Я люблю рассеянных людей; это верный признак того, что они умны и добры, потому что люди злые и глупые всегда сосредоточенны.
Габриэль-Бонно де Мабли
(1709—1785 гг.)
прогрессивный мыслитель, историк
Наиболее существенное и наиболее благородное из всего присущего нам – это разум.
Политика – это общественная мораль, мораль – это частная политика.
Хорошая политика не отличается от здравой нравственности.
Жан-Поль Марат
(1743—1793 гг.)
деятель Великой французской революции, один из вождей якобинцев
Вашим страданиям конец, если вы устали их терпеть: вы свободны, если у вас есть мужество быть свободными.
Единственной законной целью всякой политической ассоциации является общее счастье. Каковы бы ни были притязания власть имущих, любое соображение должно отступать перед этим высшим законом.
Жажда золота иссушает сердца, и они замыкаются для сострадания, не внемлют голосу дружбы, кровные узы порываются, люди томятся лишь по богатству и способны продать все, вплоть до человечества.
Истина и справедливость – вот единственное, чему я поклоняюсь на земле.
Мысль о равенстве в области прав влечет за собой также мысль о равенстве в области пользования жизненными благами.
Политика – такая же наука, как и всякая другая; она знает определенные положения, законы, правила, а также до бесконечности разнообразные сочетания; она требует постоянного изучения, глубоких и долгих размышлений.
Трусливость самих народов – вот что дает возможность ковать для них цепи.
Жан Мелье
(1664—1729 гг.)
философ
Вера всегда слепа, потому что религии не дают и не могут дать никаких ясных, надежных и убедительных доказательств своих якобы святых тайн и мнимых божественных откровений.
Никакая ненависть, никакое отвращение не будут чрезмерны по отношению к людям, которые являются виновниками стольких зол и повсеместно эксплуатируют других.
Профессия церковников основана на заблуждении, суеверии и шарлатанстве.
Слепая вера, лежащая в основе всех религий, – источник заблуждений, иллюзий, обмана.
Оноре Габриэль Рикетти Мирабо
(1749—1791 гг.)
деятель Великой французской революции, оратор
Великое искусство подчинять людей заключается в умении брать их с хорошей стороны.
Долг, интерес и честь предписывают сопротивляться высшим распоряжениям монарха и даже вырвать у него власть, если злоупотребления его могут уничтожить свободу и не остается иных средств ее спасти.
Несчастные всегда виноваты: виноваты в том, что существуют, что говорят, что нуждаются в других и что не могут оказать им услуг.
Хитрость – талант эгоистов и может обмануть лишь глупцов, принимающих бойкость – за ум, серьезность – за благоразумие, бесстыдство – за талант, гордость – за достоинство.
Человеку для того, чтобы разорвать свои цепи, дозволены все средства без исключения.
Я всегда полагаю и буду так полагать и впредь, что безразличие к несправедливости есть предательство и подлость.
Моя ошибка была в том, что я ожидал плоды от дерева, способного приносить только цветы.
Шарль Луи Монтескье
(1689—1755 гг.)
просветитель, правовед, философ
Безбрачие создано распущенностью. Оба пола избегают союза, который должен сделать их лучшими, и пребывают в союзе, который делает их худшими.
Большинство людей способно скорее на великие поступки, чем на поступки добрые.
Важность – это щит глупцов.
Вникните в причины всякой распущенности, и вы увидите, что она проистекает от безнаказанности преступлений, а не от слабости наказаний.
В природе разумных существ заложена способность чувствовать свои несовершенства; поэтому-то природа и дала нам стыдливость, то есть чувство стыда перед этими несовершенствами.
Всякий человек, обладающий властью, склонен злоупотреблять ею.
В хорошем поступке есть всегда и доброта и сила для его совершения.
Для гражданина политическая свобода есть душевное спокойствие, основанное на убеждении в своей безопасности.
…Если нет почтения к старцам, то его не будет и к отцам.
Если характер в целом хорош, то не беда, если в нем оказываются и некоторые недостатки.
Есть пороки, которые происходят от недостатка самоуважения. Есть и такие, которые происходят от избытка его.
Есть средства бороться с преступлениями: это наказания; есть средства для изменения обычаев: это примеры.
Желание славы свойственно всем людям. Мы как бы умножаем свое существо, когда можем запечатлеть его в памяти других.
Женщины говорят больше мужчин.
Жестокость законов препятствует их соблюдению.
Завистник сам себе враг, потому что страдает от зла, созданного им самим.
Законы должны иметь для всех одинаковый смысл.
То, чего недостает ораторам в глубине, они восполняют длиннотами.
Изучение было для меня главным средством против скуки жизни, и у меня не было такого горя, которое не рассеивалось после одного часа чтения.
Иногда молчание бывает выразительнее всяких речей.
Как мал промежуток между временем, когда человек еще слишком молод и когда он уже слишком стар.
Какое удовлетворение испытывает человек, когда, заглянув в собственное сердце, убеждается, что оно у него справедливое.
Книги древних написаны для авторов, книги новые – для читателей из публики.
Когда гонятся за остроумием, ловят порой лишь глупость.
Когда человек изо всех сил выискивает средства заставить других бояться его… он прежде всего достигает того, что его начинают ненавидеть.
Праздные люди всегда большие говоруны. Чем меньше думаешь, тем больше говоришь.
Ложное счастье делает людей черствыми и гордыми, – это счастье никогда не сообщается другим. Истинное же счастье делает их добрыми и чувствительными, – это счастье всегда разделяется другими.
Лучшее средство привить детям любовь к отечеству состоит в том, чтобы эта любовь была у отцов.
Любить чтение – это обменивать часы скуки, неизбежные в жизни, на часы большого наслаждения.
Люди, как растения, которые не растут удачно, если за ними нет хорошего ухода.
Финансисты поддерживают государство так же, как веревка поддерживает повешенного.
Мне кажется, дорогой, что головы даже самых великих людей тупеют, когда они соберутся вместе, и что там, где больше всего мудрецов, меньше всего мудрости.
Мне кажется, что наиболее совершенно то, что достигает своих целей с наименьшими издержками.
…Мне кажется, что ненависть полна страданий для того, кто ее ощущает.
Надо много учиться, чтобы знать хоть немного.
Не следует законами достигать того, что можно достигнуть улучшением нравов.
Несправедливость, допущенная в отношении одного человека, является угрозой всем.
Нет ничего досаднее, чем видеть, как удачно сказанное слово умирает в ухе дурака, которому ты его сказал.
Никогда не следует исчерпывать предмет до того, что уже ничего не остается на долю читателя; дело не в том, чтобы заставить его читать, а в том, чтобы заставить его думать.
Нужно быть правдивым во всем, даже в том, что касается родины. Каждый гражданин обязан умереть за свою родину, но никогда нельзя обязать лгать во имя родины.
Обаяние чаще заключается в уме, чем в лице, так как красота лица обнаруживается сразу и не таит ничего неожиданного; но ум раскрыбается лишь понемногу, когда сам человек этого желает, и в той мере, в какой он этого желает.
Обыкновенно боятся отступления в речи, а я думаю, что те, которые умело делают отступления, подобны длинноруким – они больше могут захватить.
Обычно в нашей воле дать своим детям наши знания; и еще больше – дать им наши страсти.
Освобождать себя от соблюдения правил приличия не значит ли искать средства для свободного проявления своих недостатков?
Очень счастливые люди, равно как очень несчастные, одинаково склонны к черствости.
Ошибаются те, кто думает, что народ, переживающий революцию, легко победить; напротив, он в состоянии побеждать других.
Праздность больше всех пороков ослабляет мужество.
Принцип демократии разлагается не только тогда, когда утрачивается дух равенства, но также и тогда, когда дух равенства доводится до крайности и каждый хочет быть равным тем, кого он избрал в свои правители.
Природа всегда действует не спеша и по-своему экономно.
Разум обладает естественной властью… Ему оказывают сопротивление, но это сопротивление – его победа; подождите еще немного, и человек вынужден будет вернуться к нему.
Самая жестокая тирания – та, которая выступает под сенью законности и под флагом справедливости.
С детьми необходимо мягкое обращение, потому что наказания ожесточают их.
Следовало бы непрерывную праздность поместить среди мучений ада, а ее поместили в число блаженств рая.
Следует оплакивать людей, когда они родятся, а не тогда, когда они умирают.
Следует тщательно различать у народов ревность, которая порождается страстью, от ревности, которая имеет основание в обычаях, нравах, законах. Одна – всепожирающее лихорадочное пламя; другая же, холодная, но порою страшная, может соединяться с равнодушием и презрением.
Те, которые любят учиться, никогда не бывают праздными.
У женщины есть только одна возможность быть красивой, но быть привлекательной есть сто тысяч возможностей.
Французы почти никогда не говорят о своих женах: они опасаются, что собеседник может знать об этом предмете больше, чем они сами.
Человек управляется неизменными законами; как существо, одаренное умом, он беспрестанно нарушает законы, установленные Богом, и изменяет те, которые сам установил.
Чтобы совершать великие дела, не нужно быть величайшим гением; не нужно быть выше людей, нужно быть вместе с ними.
Чтобы стряхнуть с себя назойливые и несносные мысли, мне достаточно взяться за чтение; оно легко завладевает моим вниманием и прогоняет их прочь.
Чтобы знать людей, нужно простить им предрассудки их времени.
Я не прочь посмеяться над встречающимися мне людьми, полагая, что ведь и они, если хотят, могут посмеяться надо мной.
Большая часть того, что делает нас счастливыми, неразумно.
Все мужья некрасивы.
Все хотят приобрести райское блаженство по самой дешевой цене, какая только возможна.
Героизм, не противоречащий доброй нравственности, мало трогает людей: только героизм, который разрушает нравственность, вызывает в людях и удивление, и восторг.
Появление в государстве новой секты – вернейшее средство исправить заблуждения старой.
Еврейская религия – старое дерево, из ствола которого выросли две ветви, покрывшие собою всю землю, – я имею в виду магометанство и христианство. Или, лучше сказать, она – мать, породившая двух дочерей, которые нанесли ей множество ран.
Если бы желать быть счастливым, то этого можно достигнуть. Но люди желают обыкновенно быть счастливее других, а это почти невозможно, потому что мы считаем других всегда более счастливыми, чем они на самом деле.
Если бы треугольники создали себе бога, он был бы с тремя сторонами.
Если человек – хороший геометр и известен именно в этом качестве, он еще должен доказать, что он человек умный.
Лучший довод непостоянства мужчин – то, что пришлось ввести институт брака.
Нужно сначала быть плохим гражданином, чтобы сделаться затем хорошим рабом.
Мне всегда сильно вредит то, что я слишком недооцениваю тех, кого не уважаю.
Набожность находит такие оправдания дурным поступкам, которых простой порядочный человек не нашел бы.
Насмешка – это речь в пользу своего ума и против своего сердца.
Не быть любимой – несчастье; перестать ею быть – оскорбление.
Несправедливость по отношению к одному представляет угрозу для всех.
Нужно знать цену деньгам: расточительные не знают ее, а скупые и того меньше.
Бесполезные законы ослабляют силу полезных.
Париж создает французов.
Презрение в большинстве случаев заслуживает лишь презрения.
Религии, наиболее близкие друг к другу, в то же время и наиболее враждебны одна другой.
Сначала произведения дают славу автору, а потом уже автор дает славу своим произведениям.
Сперва нужно хорошо изучить латынь. Потом ее нужно забыть.
Я не люблю Бога, потому что не знаю его; и не люблю ближнего, потому что знаю его.
Я не разделяю чьих-либо мнений, кроме тех, что содержатся в книгах Евклида.
Я рассеян; у меня нет другой памяти, кроме памяти сердца.
В деле налогов следует принимать в соображение не то, что народ может дать, а то, что он может давать всегда.
Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие граждане.
В механике часто приходится сталкиваться с силой трения, которая изменяет или опрокидывает выводы неверной теории; подобная сила трения действует и в политике.
Все люди животные, а государи – животные, которых не держат на привязи.
Империи, созданные при помощи военной силы, не могут существовать без помощи военной силы.
История – это ряд выдуманных событий по поводу действительно совершившихся.
Не потому что-либо справедливо, что оно законно; напротив: законно должно быть лишь то, что справедливо.
Он любит трофеи и победы, однако так же боится поставить хорошего генерала во главе своих войск, как боялся бы его во главе неприятельской армии. (О Людовике XIV)
Утонченные люди – это те, у которых к каждому представлению или восприятию присоединяется много дополнительных представлений и восприятий.
Я сперва человек, а потом уж француз.
Есть средство воспрепятствовать преступлениям – это наказания; есть средства изменять нравы – это благие примеры.
Природа мудро позаботилась, чтобы человеческие глупости были преходящими, книги же увековечивают их. Дураку следовало бы довольствоваться уже тем, что он надоел всем своим современникам, но он хочет досаждать еще и грядущим поколениям, хочет, чтобы потомство было осведомлено о том, что он жил на свете, и чтобы вовеки не забыло, что он был дурак.
Антуан де Ривароль
(1753—1801 гг.)
писатель-моралист
Армейская дисциплина тяжела, но это тяжесть щита, а не ярма.
Бараны сбиваются в стадо, львы держатся порознь.
Близкое общение – вот откуда берут начало нежнейшая дружба и сильнейшая ненависть.
Богомол верит бредням других людей, философ – лишь своим собственным.
Бывают времена, когда правительство теряет доверие народа, но я не знаю времени, когда оно могло бы доверять ему.
В государстве следует четко различать арифметическое большинство и большинство политическое.
Вольтер учил: «Чем люди просвещеннее, тем они свободней». Его преемники сказали народу: «Чем ты свободнее, тем просвещенней». В этом и таилась погибель.
Где армия зависит от народа, там рано или поздно оказывается, что правительство зависит от армии.
Даже если заговор составляется иногда людьми умными, осуществляется он всегда кровожадным зверьем.
Деспотии гибнут из-за недостатка деспотизма, как хитрецы – из-за недостатка хитрости.
Если это неясно – значит, это не по-французски.
Из двадцати человек, говорящих о вас, девятнадцать говорят плохое; двадцатый говорит хорошее, но делает это плохо.
Известно, что движение других планет кажется с Земли неправильным и хаотическим и что следует мысленно перенестись на Солнце, дабы в полной мере оценить упорядоченность мироздания; по той же причине частное лицо судит о государстве, в котором живет, куда более ошибочно, нежели тот, кто входит в правительство.
Изречение мудреца: Если сомневаешься, воздержись – не только прекраснейшее правило морали, но и главное правило метафизики.
Какие основания были у него покончить с собой? А ведь для того, чтобы жить, нужны более веские основания, чем для того, чтобы умереть.
Когда кругом все удивительно, ничто не вызывает удивления; это и есть детство.
Кошка не ласкает нас: она к нам ластится.
Кто предугадал ход событий на двадцать четыре часа раньше толпы заурядностей, тот двадцать четыре часа слывет человеком, лишенным самого заурядного здравого смысла.
Любовь – это мелкая кража, которую удается совершить природному порядку вещей у порядка общественного.
Люди в большинстве своем непрерывно суетятся ради того, чтобы под конец обрести покой, но есть среди них и такие лентяи, которые сразу начинают с конца.
Люди, которым потребны чудеса, не понимают, что тем самым они требуют от природы прекращения ежедневных ее чудес.
Молодые люди ведут себя с женщинами как робкие богачи, а старики – как наглые нищие.
Моя эпитафия: «Лень отняла его у нас раньше, чем смерть».
Мученик во имя старой веры кажется нам упрямцем; мученик во имя новой – пророком.
На свете существуют две истины, которые следует помнить нераздельно. Первая: источник верховной власти – народ; вторая: он не должен ее осуществлять.
Не раз уже отмечено, что те, кто занимается физикой, естественной историей, физиологией или химией, обычно отличаются мягким, уравновешенным и, как правило, жизнерадостным нравом, тогда как авторы сочинений по вопросам политики, законоведения и даже морали – люди угрюмые, склонные к меланхолии и т. д. Объясняется это просто: первые изучают природу, вторые – общество; первые созерцают создания великого творца, вторые вглядываются в дело рук человека. Следствия не могут не быть разными.
Народу нужны не отвлеченные идеи, а прописные истины.
Наши безбожники в большинстве своем – всего лишь взбунтовавшиеся святоши.
Невинную девушку растлевают бесстыдными речами, женщине легкого поведения кружат голову почтительной любовью: в обоих случаях – неизведанным плодом.
Основополагающая мысль иудаизма состоит в том, что Бог предпочел евреев остальным народам. С помощью одной этой идеи Моисей воздвиг бронзовую стену между своей нацией и всеми другими; он сделал больше: он обрек свое несчастное племя на подлинное отлучение от вселенной и – что особенно примечательно – ценой вселенской ненависти подарил ему бессмертие.
Почему вы так много говорите со скучными людьми? – Боюсь, что иначе меня заставят слушать.
Ради денег Мирабо готов на все – даже на доброе дело.
Разум – историк, страсти – актрисы.
Разуму подобает смеяться, а не гневаться. Сам Господь Бог, приговорив Адама к труду и к женщине, отпустил ироническое замечание: «Вот, Адам стал как один из нас».
С сердечными чувствами дело обстоит как с благодеяниями: кто не в состоянии отплатить за них, тот становится неблагодарным.
Самодержец может быть Нероном, но порой бывает Титом или Марком Аврелием; народ часто бывает Нероном, Марком Аврелием – никогда.
Слишком большая власть, внезапно обретенная одним из граждан при республике, превращает последнюю в монархию или в кое-что еще похуже. Народу всегда наследует деспот.
Стоит быть порядочным человеком. По крайней мере, никто тебе не будет завидовать.
Страсти – вот ораторы многолюдных собраний.
Те же самые средства, что делают человека способным разбогатеть, мешают ему наслаждаться богатством.
Только мертвые языки обретают бессмертие.
Только обладая аппетитом бедняка, можно со вкусом наслаждаться богатством; только при кругозоре мещанина можно наслаждаться по-царски.
У природы четыре большие декорации – времена года, вечно одни и те же актеры – солнце, луна и прочие светила, зато она меняет зрителей, отправляя их в мир иной.
Ум потребен не для того, чтобы нападать на верования, а чтобы закладывать их основу и укреплять: легче легкого сочинять эпиграммы на Иисуса Христа. Что же до мужества, то философу оно необходимо не в большей, а иной раз даже и в меньшей степени, нежели апостолу.
Ума у нее не больше, чем у розы. (О своей любовнице).
На мысли следует нападать с помощью мыслей: по идеям не палят из ружей.
Те, которые дают советы, не сопровождая их примерами, походят на дорожные столбы, которые дорогу указывают, но сами по ней не ходят.
В области нравственности не следует выказывать свою добродетель по малозначительным поводам: девственностью не хвастаются.
Пословицы суть плоды опытности всех народов и здравый смысл всех веков, переложенные в формулы.
Глупость, сопровождаемая музыкой, танцами, обставленная блестящими декорациями, все же глупость, но ничего большего.
Презрение должно быть самым молчаливым из всех наших чувств.
Возмущение непреоборимым злом и покорность злу, с которым можно совладать, свидетельствуют о малодушии. Что можно сказать о человеке, который негодует на дурную погоду и покорно сносит оскорбление?
Незаурядные умы относятся с глубоким вниманием ко всему знакомому и рядовому, а заурядные – проявляют интерес и пристрастие лишь к тому, что выходит из ряда вон.
Глупцам следовало бы относиться к умным людям с недоверием, равным тому презрению, с каким последние относятся к ним.
Дурные люди являют собой такое зрелище, что порождают хороших людей; точно так же зрелище нелепостей порождает хороший вкус.
Зависть, которая говорит и кричит, обычно бездейственна; бояться надо той зависти, которая безмолвствует.
Иным людям богатство только и приносит, что страх потерять его.
Как это печально – мечтать о самом насущном: не имея его, человек всегда несчастлив, но имея – далеко не всегда счастлив.
Человеческое сердце не знает пределов, человеческий ум ограничен.
Скромный человек может добиться всего, горделивый – все потерять: скромность всегда имеет дело с великодушием, гордыня – с завистью.
Способность человеческого ума придумывать собирательные понятия, эта великолепная уловка, стала причиной чуть ли не всех его заблуждений.
Человек любого звания свободен, если он делает, пусть по необходимости, только то, что идет ему на пользу; рабом следует считать лишь того, кто принужден делать нечто вовсе ему бесполезное.
Максимилиан Робеспьер
(1758—1794 гг.)
деятель Великой французской революции,
один из руководителей якобинцев
Для отечества сделано недостаточно, если не сделано все.
Не будем следовать ропоту тех, кто предпочитает спокойное рабство свободе, обретенной ценою некоторых жертв.
Следует помнить, что правительства, какие бы они ни были, установлены народом и для народа.
Где же еще найти любовь к родине и верность общей воле, если не у самого народа?
Первым правилом политики должно быть управление народом – при помощи разума и врагами народа – при помощи террора.
Считайтесь только с благом общества и интересами человечества!
Не во власти тиранов и их слуг лишить меня смелости.
В наши расчеты и не входило преимущество долгой жизни.
Порадуемся же и поблагодарим небо, мы достаточно хорошо послужили отечеству, чтобы нас сочли достойными кинжалов тирании!
Основная добродетель гражданина есть недоверие.
Жан-Жак Руссо
(1712—1778 гг.)
писатель и философ
Люди, будьте человечны! Это ваш первый долг. Будьте таким для всех состояний, для всех возрастов, для всего, что не чуждо человеку.
Лишь великие события создают великих людей.
Порывы чувствительных сердец кажутся химерами всякому, кто их не испытывал; и любовь к отечеству, во сто крат более пылкая и более сладостная, чем любовь к возлюбленной, познается только тогда, когда ее испытаешь.
Недостаточно сказать гражданам: «Будьте добрыми!» – надо научить их быть таковыми; и даже пример, который в этом отношении должен служить первым уроком, не есть единственное необходимое здесь средство. Любовь к отечеству всегда действеннее, ибо всякий человек добродетелен, когда его частная воля во всем соответствует общей воле; и мы с охотою желаем того же, чего желают любимые нами люди.
Первый, кто, огородив участок земли, придумал заявить: «Это мое!» и нашел людей достаточно простодушных, чтобы тому поверить, был подлинным основателем гражданского общества. От скольких преступлений, войн, убийств, несчастий и ужасов уберег бы род человеческий тот, кто, выдернув колья или засыпав ров, крикнул бы себе подобным: «Остерегитесь слушать этого обманщика; вы погибли, если забудете, что плоды земли – для всех, а сама она – ничья!»
Золото и серебро – на взгляд поэта, железо и хлеб – на взгляд философа – вот что цивилизовало людей и погубило человеческий род.
Иной сходит в могилу ста лет, а умер, едва родившись.
Сама по себе жизнь ничего не значит; цена ее зависит от ее употребления.
Жить – это не значит дышать, это значит действовать. Не тот человек больше всего жил, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь.
Во все времена будут люди, которым суждено подчиняться воззрениям своего века, своей страны и своего общества. Иной корчит из себя сегодня вольнодумца и философа; по той же причине он обязательно был бы фанатиком во времена Лиги.
Отнимите у нашего сердца любовь к добру – вы отнимете всю прелесть жизни.
Доброе – это прекрасное в действии.
Искусство усиливать наслаждение заключается в умении быть скупым на него.
Если тщеславие сделало кого-нибудь счастливым, то наверняка этот кто-то был дурак.
Никто не может быть счастлив, если он не пользуется своим собственным уважением.
Чрезмерная радость исторгает скорее слезы, нежели смех.
Печаль, тоска, сожаления, отчаяние – это невзгоды преходящие, не укореняющиеся в душе; и опыт нас учит, как обманчиво горькое чувство, под влиянием которого мы думаем, что наши беды вечны.
Мы видим вокруг нас почти только таких людей, которые жалуются на свою жизнь, и многих таких, которые лишают себя жизни, когда это в их власти; законы божеский и человеческий вместе едва способны остановить этот беспорядок. А случалось ли вам когда-либо слышать, чтобы дикарь на свободе хотя бы только подумал о том, чтобы жаловаться на жизнь и кончать с собою. Судите же с меньшим высокомерием о том, по какую сторону мы видим подлинное человеческое несчастье.
Правдивое сердце – главное оружие истины.
Тысячи путей ведут к заблуждению, к истине – только один.
Я принял сообразно природному моему разумению сторону истины, и чего бы я ни добился, одна награда все же не уйдет от меня – я найду ее в глубине моего сердца.
Ложное может выступать в бесконечных сочетаниях, истина же существует лишь в одном виде.
Есть принципы для разговоров, а другие для применения в жизни; противоречие между ними никого не возмущает – по общему убеждению, они не должны согласовываться между собою; даже от писателя, особенно же от моралиста, не требуют, чтобы он говорил то же, что пишет в своих книгах, и действовал так, как говорит.
Мое дело сказать правду, а не заставлять верить в нее.
Оскорбления – это доводы неправых.
Лгать самому себе для своей выгоды – подделка; лгать для выгоды другого – подлог; лгать для того, чтоб повредить, – клевета; это худший вред лжи.
Фальшивых людей опаснее иметь друзьями, чем врагами.
Хула – очень удобная вещь: нападают с помощью одного слова, а нужны целые страницы для защиты.
Первая награда справедливости – это сознание, что справедливо поступили.
Видеть несправедливость и молчать – это значит самому участвовать в ней.
Неподкупный глаз честного человека всегда беспокоит мошенников.
Честность еще дороже порядочным людям, чем ученость людям образованным.
Воздержанность и труд – вот два истинных врача человека: труд обостряет его аппетит, а воздержанность мешает злоупотреблять им.
Трудись для того, чтоб наслаждаться.
Люди от природы ленивы; но страстное стремление к труду – это первый плод благоустроенного общества; и если народ вновь впадает в состояние лени и безразличия, то это происходит опять-таки из-за несправедливости этого же самого общества, которое не придает уже больше труду той цены, которой он заслуживает.
Самым близким к естественному состоянию из всех тех занятий, которые способны обеспечить существование человека, является труд его рук. Из всех общественных положений самое независимое от судьбы и от людей – положение ремесленника.
Ходьба оживляет и воодушевляет мои мысли. Оставаясь в покое, я почти не могу думать; необходимо, чтобы мое тело находилось в движении, тогда ум тоже начинает двигаться.
Ходьба и движение способствуют игре мозга и работе мысли.
Расходуйте свои силы осторожнее, чтобы впоследствии сделать больше, но остерегайтесь когда-либо делать меньше.
Почти во всех делах самое трудное – начало.
Без движения – жизнь только летаргический сон.
Главные движущие силы, которые заставляют людей действовать, если их хорошенько рассмотреть, сводятся к двум: сластолюбию и тщеславию; если вы отнимете у первого то, что принадлежит второму, то обнаружите при окончательном рассмотрении, что все сводится почти что к одному только тщеславию.
Всякий праздный гражданин является вором.
По-моему, праздность не меньшее зло среди людей, чем одиночество. Ничто так не угнетает ум, ничто не порождает столько мелочности, сплетен, беспокойства, как постоянное пребывание вместе, лицом к лицу друг с другом в четырех стенах, когда все занятия сводятся к беспрерывной болтовне.
Знать хорошее важнее, чем знать многое.
Чем меньше люди знают, тем обширнее кажется им их знание.
Важно знать не то, что есть, а то, что полезно.
Из доступных нам знаний иные ложны, другие бесполезны, третьи служат пищей для гордости того, кто ими обладает. Лишь незначительное число тех, которые действительно способствуют нашему благополучию.
Первоначальное воспитание важнее всего, и это первоначальное воспитание, бесспорно, принадлежит женщинам.
Много рассуждают о качествах хорошего воспитания. Первое, которое я потребовал бы от него, – а оно предполагает и много других – это не быть человеком продажным.
Воспитание человека начинается с его рождения; он еще не говорит, еще не слушает, но уже учится. Опыт предшествует обучению.
Никогда не следует прежде времени рассуждать с детьми о высоких материях, резонерствовать. Ничего нет пошлее детей, с которыми резонерствовали. Рассудок развивается после всех других способностей, и начинать с него – значит начинать с конца. Если бы причины, резоны всех вещей были понятны детям, тогда их нечего было бы и воспитывать.
Истинное воспитание состоит не столько в правилах, сколько в упражнениях.
Величайшая ошибка при воспитании – это чрезмерная торопливость.
Час работы научит большему, чем день объяснений, ибо если я занимаю ребенка в мастерской, его руки работают в пользу его ума: он становится философом, считая себя только ремесленником.
Никакие учителя не понадобились тем, кому природою было предназначено создать школу. Бэконы, Декарты и Ньютоны – эти наставники человеческого рода сами не имели никаких наставников; – и какие педагоги привели бы их туда, куда вознес этих людей их могучий гений?
Вовсе не обязательно делать из человека философа прежде, чем делать из него человека.
Родина не может существовать без свободы, свобода без добродетели, добродетель без граждан. У вас будет все, если вы воспитаете граждан; без этого у вас все, начиная с правителей государства, будут лишь жалкими рабами. Однако воспитать граждан – дело не одного дня; и чтобы иметь граждан-мужей, нужно наставлять их с детского возраста.
С первой минуты жизни надо учиться быть достойными жить.
Скучные уроки годны лишь на то, чтобы внушить ненависть и к тем, кто их преподает, и ко всему преподаваемому.
Если вы хотите воспитать ум вашего ученика, воспитывайте силы, которыми он должен управлять. Постоянно упражняйте его тело; делайте его здоровым и сильным; пусть он работает, действует, бегает, кричит; пусть всегда находится в движении; пусть будет он человеком по силе, и вскоре он станет им по разуму… Если мы хотим извратить этот порядок, то произведем скороспелые плоды, в которых не будет ни зрелости, ни вкуса и которые не замедлят испортиться: у нас будут юные ученые и старые дети.
Наши истинные учителя – опыт и чувство.
Великий секрет воспитания – в уменье добиться того, чтобы телесные и умственные упражнения всегда служили отдыхом одни для других.
Люди испорчены; они могли быть еще хуже, если бы имели несчастье родиться учеными.
Науки и искусства обязаны своим происхождением нашим порокам; мы бы меньше сомневались в их достоинствах, если бы своим происхождением обязаны они были нашим добродетелям… Не будь людской несправедливости, зачем понадобилась бы нам юриспруденция? Что сталось бы с историей, если бы не было ни тиранов, ни войн, ни заговорщиков?.. Неужто мы созданы для того, чтобы умереть прикованными к краю колодца, в котором скрылась истина? Одно только это соображение должно было с первых шагов отпугнуть всякого человека, который всерьез стремился бы просветиться, изучая философию.
Язык ума будет услышан, если он проходит через сердце.
Из всех способностей человека разум, представляющий собою объединение всех других, развивается труднее всего и позже всего.
Мудрец вовсе не гонится за богатством, но он не равнодушен к славе; и когда он видит, как дурно она бывает распределена, его добродетель, которую дух соревнования оживил бы и сделал бы полезною для общества, начинает томиться и постепенно угасает в нищете и безвестности.
Состояние размышления – это уже состояние почти противоестественное, а человек, который размышляет, – это животное извращенное.
Разум человеческий многим обязан страстям, которые, по общему признанию, также многим ему обязаны.
Имейте в виду, что никогда незнание не делает зла; пагубно только заблуждение. Заблуждаются же люди не потому, что не знают, а потому, что воображают себя знающими.
Дураки не бывают застенчивы, хотя застенчивость принимает все виды глупости.
Занимаясь делом, говорят только тогда, когда есть что сказать; но в безделье является потребность говорить беспрерывно.
Вообще люди, мало знающие, много говорят, а те, которые много знают, говорят мало.
Красноречие производит сильное, но зато минутное действие. Люди, легко поддающиеся возбуждению, так же легко и успокаиваются. Холодное и мощное убеждение не производит такого подъема; но если оно охватило человека, оно проникает в него, и действие его неизгладимо.
Акцент – это душа языка, он придает ему не только чувство, но и достоверность.
Злоупотребление чтением убивает науку. Чрезмерное пристрастие к чтению создает лишь самонадеянных невежд.
Как бы ни был правдив человек, раз он католический епископ, ему приходится лгать.
Суеверие – один из ужаснейших бичей рода человеческого.
Христианство – это религия всецело духовная, занятая исключительно делами небесными; отечество христианина не от мира сего. Он исполняет свой долг, это правда; но он делает это с глубоким безразличием к успеху или неудаче его стараний. Лишь бы ему не за что было себя упрекать, а там – для него не важно, хорошо или дурно обстоит все здесь, на земле.
Опаснейший подводный камень для правосудия – это предубеждение.
Чем более неистовы страсти, тем более необходимы законы, чтобы их сдерживать.
Сила законов зависит еще больше от собственной их мудрости, чем от суровости их исполнителей; а общественная воля получает наибольший свой вес от разума, которым она продиктована.
Опыт давно уже приучил народ быть благодарным своим правителям за то, что они ему не причинили всего того зла, какое они могли ему причинить, и обожать своих правителей, когда народ им не ненавистен. Глупец, которому повинуются, может, как и всякий другой, карать преступления – настоящий государственный деятель умеет их предупреждать; он утверждает свою достойную уважения власть не столько над поступками, сколько, в большей еще мере, над волею людей.
Только в отношении людей со средним достатком законы действуют со всей своей силой; они в равной мере бессильны и против сокровищ богача и против нищеты бедняка; первый их обходит, второй от них ускользает; один рвет паутину, а другой сквозь нее проходит.
Сила не творит право, и люди обязаны повиноваться только властям законным. Слова «рабство» и «право» противоречат друг другу; они взаимно исключают друг друга. Такая речь: «Я с тобой заключаю соглашение полностью за твой счет и полностью в мою пользу, соглашение, которое я буду соблюдать, пока это мне будет угодно, и которое ты будешь соблюдать, пока мне это будет угодно» – будет всегда равно лишена смысла, независимо от того, имеются ли в виду отношения человека к человеку или человека к народу.
Законы – это лишь условия гражданской ассоциации. Народ, повинующийся законам, должен быть их творцом: лишь тем, кто вступает в ассоциацию, положено определять условия общежития.
Цензура может быть полезна для сохранения нравов, но никогда – для их восстановления. Учреждайте цензоров, пока законы в силе; как только они потеряли силу – все безнадежно; ничто, основанное на законе, больше не имеет силы, когда ее не имеют больше сами законы.
Все, что нарушает единство общества, никуда не годится; все установления, ставящие человека в противоречие с самим собою, не стоят ничего.
Страх и надежда – вот два орудия, при помощи которых управляют людьми, но вместо того чтобы пользоваться этими двумя орудиями, не делая различия между ними, следует использовать их в соответствии с их природой. Страх не возбуждает, он сдерживает; и использование его в законах о наказаниях служит не тому, чтобы побуждать делать добро, а тому, чтобы помешать творить зло. Не видно даже, чтобы страх перед нищетою делал когда-либо бездельников трудолюбивыми. Вот почему для того, чтобы возбудить среди людей настоящее соревнование в труде, следует показывать им, что труд – это не средство избежать голода, а способ достигнуть благосостояния. Так давайте же установим такое общее правило: никто не должен быть покаран за то, что он не делал чего-либо, но за то, что он сделал.
Не знаю, как это получается, но хорошо знаю, что более всего мошенничеств оказывается именно в тех делах, в которых больше всего реестров и счетных книг.
Вместо того чтобы обуздывать роскошь при помощи законов против роскоши, лучше предупреждать ее при помощи такого управления, которое делает ее невозможною.
Это великолепное средство научить все подчинять Закону – когда все видят, как возвращается к частной жизни человек, которого столь уважали, когда он был в должности; и для него самого уверенность в том, что он когда-нибудь опять станет частным человеком, преподает ему великий урок блюсти права частных лиц.
Мудрый законодатель начинает не с издания законов, а с изучения их пригодности для данного общества.
Частые помилования предвещают, что вскоре преступники перестанут в них нуждаться, а всякому ясно, к чему это ведет.
Я бы хотел жить и умереть свободным, т. е. таким образом подчиненным законам, чтобы ни я сам, ни кто-либо другой не мог сбросить с себя их почетного ярма, этого спасительного и нетяжкого ярма, под которое самые гордые головы склоняются тем послушнее, что они не способны склониться под какое-либо иное.
Пока народ принужден повиноваться и повинуется, он поступает хорошо; но если народ, как только получает возможность сбросить с себя ярмо, сбрасывает его, – он поступает еще лучше; ибо, возвращая себе свободу по тому же праву, по какому ее у него похитили, он либо имеет все основания вернуть ее, либо же вовсе не было оснований ее у него отнимать.
Свободные народы, помните правило: «Можно завоевать свободу, но нельзя обрести ее вновь».
Отказаться от своей свободы – это значит отречься от своего человеческого достоинства, от прав человеческой природы, даже от ее обязанностей. Невозможно никакое возмещение для того, кто от всего отказывается. Подобный отказ несовместим с природою человека; лишить человека свободы воли – это значит лишить его действия какой бы то ни было нравственности.
Всякий, кто зависит от других и не имеет своих внутренних средств, не сможет стать свободным. Союзы, договоры, доверие людей – все это может привязать слабого к сильному, но не сильного к слабому.
Народный героизм – это минутный порыв, за которым следуют слабость и упадок сил. Нужно основывать свободу народа на его образе жизни, а не на его страстях. Ибо его страсти преходящи и изменчивы; между тем действие хорошего государственного устройства длится столько же, сколько оно существует; никакой народ не может продолжать оставаться свободным дольше, чем до тех пор, пока он ощущает благо свободы.
Всякий человек, рожденный в рабстве, рождается для рабства; ничто не может быть вернее этого. В оковах рабы теряют все, вплоть до желания от них освободиться.
Пусть же родина явит себя общей матерью граждан; пусть выгоды, коими пользуются они в своей отчизне, сделают ее для них дорогою; пусть правительство оставит им в общественном управлении долю, достаточную для того, чтобы они чувствовали, что они у себя дома; и пусть законы будут в их глазах лишь поручительством за общую свободу.
Самый сильный никогда не бывает настолько силен, чтобы оставаться постоянно повелителем, если он не превращает своей силы в право, а повиновение ему – в обязанность. Отсюда – право сильнейшего; оно называется правом как будто в ироническом смысле, а в действительности его возводят в принцип.
Всякая власть – от Бога, я это признаю; но и всякая болезнь от Него же: значит ли это, что запрещено звать врача?
Надо найти такую общую форму соединения, которая защищала бы и охраняла своей общей силой личность и имущество каждого своего члена и посредством которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы, однако, только самому себе, оставаясь столь же свободным, как и раньше.
Люди всегда стремятся к своему благу, но не всегда видят, в чем оно. Народ не подкупишь, но часто его обманывают и притом лишь тогда, когда кажется, что он желает дурного.
Если брать этот термин в точном его значении, то никогда не существовала подлинная демократия, и никогда таковой не будет. Противно естественному порядку вещей, чтобы большее число управляло, а малое было управляемым. Нельзя себе представить, чтобы народ все свое время проводил в собраниях, занимаясь общественными делами, и легко видеть, что он не мог бы учредить для этого какие-либо комиссии, чтобы не изменилась и форма управления.
Если бы существовал народ, состоящий из богов, то он управлял бы собою демократически. Но правление столь совершенное не подходит людям.
Легче завоевывать, чем управлять. С помощью соответствующего рычага можно одним пальцем поколебать мир; но, чтобы поддерживать его, необходимы плечи Геракла.
В ту минуту, когда правительство узурпирует суверенитет, общественное соглашение разорвано, и все простые граждане, по праву возвращаясь к своей естественной свободе, принуждены, а не обязаны повиноваться.
Политический организм так же, как и организм человека, начинает умирать с самого своего рождения и несет в себе самом причины своего разрушения.
Как только служение обществу перестает быть главным делом граждан и они предпочитают служить ему своими кошельками, а не самолично, – государство уже близко к разрушению.
Единственное средство удержать государство в состоянии независимости от кого-либо – это сельское хозяйство. Обладай вы хоть всеми богатствами мира, если вам нечем питаться – вы зависите от других… Торговля создает богатство, но сельское хозяйство обеспечивает свободу.
Повсюду, где царствуют деньги, те деньги, которые народ отдает, чтобы поддерживать свою свободу, всегда служат только орудием его же порабощения; и то, что платит он сегодня по доброй воле, используется для того, чтобы заставить его платить завтра по принуждению.
Всякого рода привилегии выгодны для частных лиц, которые их получают, и ложатся бременем на нацию, которая их дает.
Все правительства, основанные на насилии, впадают в смешное противоречие: желая держать народы в состоянии слабости, они тем не менее сами хотят с их помощью стать сильными.
Законодательная власть – сердце государства, власть исполнительная – его мозг.
Дурной поступок мучает нас не тогда, когда он только что совершен, а когда, спустя долгое время, вспоминаешь его, потому что память о нем не угасает.
Одно из преимуществ хороших поступков состоит в том, что они возвышают душу и предрасполагают ее к еще лучшим делам.
Один только урок нравственности годен для детства и в высшей степени важен для всякого возраста – это не делать никому зла.
У духа есть свои потребности, как и у тела.
Распущенность нравов – неизбежное следствие роскоши – в свою очередь ведет к испорченности вкуса. Если же случайно среди людей, выдающихся по своим дарованиям, найдется один, у которого достанет твердости в душе, чтобы не примениться к духу своего века и не унизить себя жалкими творениями, – то горе ему! Он умрет в нужде и забвении.
Ничего могучего, ничего великого не может выйти из-под продажного пера.
Вся нравственность человека заключается в его намерениях.
Мне известны только три орудия, при помощи которых можно влиять на нравы народа: сила закона, власть общественного мнения и привлекательность наслаждения.
Чтобы жить в добродетели, мы всегда должны вести борьбу сами с собой.
Терпение горько, но его плод сладок.
Прямодушие украшает все сопровождаемые им чувства.
Против всего можно устоять, но не против доброты.
Доброта, высказанная нам каким-либо человеком, привязывает нас к нему.
Чистая совесть гасит жажду легкомысленных забав.
Пока умножаются жизненные удобства, совершенствуются искусства и распространяется роскошь, истинное мужество хиреет, воинские доблести исчезают; и все это тоже дело наук и всех этих искусств, что развиваются в тени кабинетов.
Нетрудно понять, что война и завоевания, с одной стороны, и усугубляющийся деспотизм – с другой, взаимно помогают друг другу; что у народа, состоящего из рабов, можно вволю брать деньги и людей, чтобы с их помощью покорять другие народы; что война дает одновременно и предлог для новых денежных поборов и другой не менее благовидный предлог для того, чтобы постоянно содержать многочисленные армии, дабы держать народ в страхе.
Не надо смешивать смелость с наглостью и грубостью: нет ничего более несходного и по своему источнику, и по результату.
Самый дурной человек – тот, который больше всего замыкается в себе, направляет все сердечные помыслы на самого себя.
Есть избыток строгости и избыток снисходительности: обоих надо одинаково избегать.
Никто не любит знаться с мошенниками, если он сам не мошенник.
Не к чему спрашивать, каков источник естественного неравенства, потому что ответ содержится уже в простом определении смысла этих слов.
Естественное состояние – это такое состояние, когда забота о нашем самосохранении менее всего вредит заботе других о самосохранении.
Сострадание – это естественное чувство, которое, умеряя в каждом индивидууме действие себялюбия, способствует взаимному сохранению всего рода.
От природы люди вовсе не враги друг другу.
Мудрецы, которые хотят говорить с простым народом своим, а не его языком, никогда не смогут стать ему понятными. Однако есть множество разного рода понятий, которые невозможно перевести на язык народа.
Если бы не существовало таких точек, в которых сходились бы интересы всех, не могло бы быть и речи о каком бы то ни было обществе.
Уединение пробуждает любовь к людям, неназойливый интерес к ним.
Весьма опасаюсь, как бы тот, кто с первого знакомства обходится со мною так, будто мы дружим лет двадцать, не обошелся бы со мною двадцать лет спустя как с незнакомцем, попроси я его о важной услуге.
Тот, кто поносит порядочного человека, поносит этим самого себя.
Тот, кто ради своей пользы подвел бы друга, не имеет права на дружбу.
Привязанность может обойтись без взаимности, но дружба – никогда.
Когда женщина бывает до конца женщиной, она представляет больше ценности, нежели когда она играет роль мужчины. Развивать в женщине мужские свойства, пренебрегая присущими ей качествами, – значит действовать явно ей во вред.
Царство женщины – это царство нежности, тонкости и терпимости.
Первое и важнейшее качество женщины – кроткость.
Мужчина говорит то, что знает, женщина – что нравится; первый, чтобы говорить, нуждается в знаниях, вторая – во вкусе; первый должен иметь в виду полезные вещи, вторая – приятные.
Мужчина лучше женщины философствует о сердце человеческом, но женщина лучше его читает в сердце мужчин.
Истинная любовь не дерзка и не легкомысленна; робость делает ее осмотрительной; она не отваживается на многое, зная, что можно потерять.
Любить глубоко – это значит забыть о себе.
Среди страстей, которые волнуют сердце человека, есть одна, пылкая, неукротимая, которая делает один пол необходимым другому; страсть ужасная, презирающая все опасности, опрокидывающая все препятствия; в своем неистовстве она, кажется, способна уничтожить человеческий род, который она предназначена сохранять. Во что превратятся люди, став добычей этой необузданной и грубой страсти, не знающей ни стыда, ни удержу, и оспаривающие повседневно друг у друга предметы своей любви ценою своей крови.
Вам не удастся никогда создать мудрецов, если будете убивать в детях шалунов.
Дайте детству созреть в детстве.
Чтобы сделать ребенка умным и рассудительным, сделайте его крепким и здоровым: пусть он работает, действует, бегает, кричит, пусть он находится в постоянном движении!
Любите детство; поощряйте его игры, его забавы, его милый инстинкт. Кто из вас не сожалел иногда об этом возрасте, когда на губах вечно смех, а на душе всегда мир?
Производя и питая детей, отец исполняет этим только третью часть своей задачи. Он должен роду человеческому дать людей, обществу – общественных людей, государству – граждан. Всякий человек, который может платить этот тройной долг и не делает этого, виновен и, может быть, более виновен, если платит его наполовину. Кто не может выполнить обязанности отца, тот не имеет права быть им. Ни бедность, ни работа, ни уважение людей не избавляют его от обязанности кормить своих детей и воспитывать их самому.
Если вы уступите ребенку, он сделается вашим повелителем; и для того, чтобы заставить его повиноваться, вам придется ежеминутно договариваться с ним.
Когда мужчина берет жену ниже себя по званию, он не унижает себя, но возвышает свою супругу; наоборот, заключая брак с особою более высокого звания, он унижает ее и сам не возвышается.
Не соединяйте брачными узами людей, кои подходят друг другу лишь в известных условиях жизни и не будут подходить, если эти условия изменятся; но соединяйте людей, которые будут соответствовать друг другу, в каком бы положении они ни очутились, в какой бы стране ни обитали, в каком бы звании ни оказались.
Жена, домогающаяся власти, становится тираном своего мужа, а господин, сделавшийся рабом, бывает смешным и жалким созданием.
Первые слезы детей – их просьбы; если не остеречься, они вскоре становятся приказаниями, они начинают с того, что заставляют себе помогать, а кончают тем, что заставляют себе служить.
Знаете ли вы самое верное средство сделать вашего ребенка несчастным? Это приучить его ни в чем не знать отказа… Сначала он потребует трость, которую вы держите; потом ваши часы; потом птицу, которая летает; потом звезду, которая сияет на небе; он будет требовать все, что увидит; не будучи Богом, как вы его удовлетворите?
Не правы те, кто разделяет страсти на позволительные и запретные и затем предается первым и избегает вторых. Все страсти хороши, когда человек господствует над ними, и все плохи, когда он им покоряется.
Того, кто вздумал бы препятствовать зарождению страстей, я счел бы почти таким же безумцем, как и того, кто вздумал бы уничтожить их.
Когда язык ничем не стесняется, все бывают стеснены.
Истинная вежливость заключается в благожелательном отношении к людям.
Чрезмерное ликование и отчаянное горевание одинаково недостойны мыслящего человека.
Тщеславие человека бывает источником величайших его бедствий.
Пьянство унижает человека, отнимает у него разум, по крайней мере на время, и в конце концов превращает его в животное.
Истинное наслаждение просто и безмятежно; оно любит тишину и покой; тот, кто его испытывает, поглощен им всецело, он не забавляется тем, что говорит: «Я наслаждаюсь». Но тщеславие – это плод предрассудков; из них оно рождается и ими питается.
Всякая злость происходит от бессилия.
Два противоположных состояния ввергают людей в оцепенение безделья: одно из них – то душевное спокойствие, в силу которого мы довольствуемся тем, чем обладаем; второе – это ненасытное вожделение, дающее чувствовать невозможность его удовлетворения. Тот, кто живет, не имея желаний, и тот, кто знает, что не может получить того, что желает, равным образом пребывают в бездействии. Чтобы действовать, нужно и стремиться к чему-либо и быть в состоянии этого достигнуть.
Если бы мы могли обойтись без денег и вместе с тем иметь все те выгоды, которые они дают, мы гораздо лучше использовали бы такие преимущества, чем обладая богатствами; потому что мы отделили бы эти выгоды от пороков, которые их отравляют и которые деньги приносят с собою.
Жалкое заблуждение – воображать, что телесные упражнения вредят умственным занятиям! Как будто эти два дела не должны идти рядом, как будто одним не должно направляться другое!
Похвала развращает тех, кому она нравится.
Большая часть болезней наших – это дело наших собственных рук; мы могли бы почти всех их избежать, если бы сохранили образ жизни простой, однообразный и уединенный, который предписан нам был природою.
Мы всего больше заботимся о жизни по мере того, как она теряет свою ценность; старики больше сожалеют о ней, чем молодые.
Молодость – вот время для усвоения мудрости, старость – время для ее применения.
Не будем перемещать возрастов, как и времена года: должно быть самим собой во все времена и не бороться против природы, ибо тщетные усилия растрачивают жизнь и мешают ею пользоваться.
Хорошее употребление времени делает время еще более драгоценным.
Каждый возраст имеет свои особые склонности, но человек всегда остается один и тот же. В десять лет он под обаянием сластей, в двадцать – возлюбленной, в тридцать – удовольствий, в сорок – честолюбия, в пятьдесят – скупости.
Время – движущийся образ неподвижной вечности.
Каждому художнику желанны рукоплескания. Похвалы современников – это самая драгоценная часть его награды.
Везде, где приятное заменяют полезным, приятное почти всегда на этом выигрывает.
Прекрасна клятва солдат Фабия: они клялись не умереть или победить; они поклялись вернуться победителями и сдержали клятву.
Прекрасно то, чего нет.
Все, что является нравственным злом, является злом и в политике.
Всякий неработающий человек – негодяй.
Всякий организм начинает умирать с момента рождения и в самом себе носит причины своего предстоящего разрушения.
Давать обещания и не исполнять их – означает, быть может, человека ловкого, но, конечно, человека нечестного.
Единственное искусство быть счастливым – сознавать, что счастье твое в твоих руках.
…Ежели супруги много лет любят друг друга, то влюбленность неприметно переходит в сладостную привычку и пылкая страсть сменяется нежной дружбой.
Если и существуют такие обстоятельства, при которых строгость по отношению к детям становится необходимостью, то это когда под угрозой их нравственность или когда налицо дурные привычки, которые надо искоренять.
Если мы будем искать счастья, не зная, где оно, мы рискуем с ним разойтись…
Жажда счастья никогда не иссякает в сердце человека.
Закон необходимости с ранней поры научает человека делать то, что ему не нравится, дабы предупредить зло, которое еще больше не пришлось бы ему по вкусу.
Покупать у врага мир – значит снабжать его средствами для новой войны.
Иногда удар не попадает в цель, но намеренье не может промахнуться.
Исполнимся смирения за весь род человеческий, чтобы иметь возможность гордиться человеком.
Люди всегда будут такими, какими делают их женщины; поэтому, если вы хотите, чтобы были великие и добродетельные люди, внушите женщинам, что такое величие и добродетель.
Мы причиняем себе больше мучений, лечась от наших болезней, чем перенося их.
Мы рождаемся слабыми, – нам нужна сила; мы рождаемся беспомощными, – нам нужна помощь; мы рождаемся бессмысленными, – нам нужен рассудок. Все, чего мы не имеем при рождении и без чего не можем обойтись, ставши взрослыми, дано нам воспитанием.
Недостаточно половины жизни, чтобы написать хорошую книгу, а другой, чтобы исправить ее.
Нельзя обесчестить того, кто не страшится смерти.
Не надо смешивать смелость с наглостью и грубостью: нет ничего более несходного и по своему источнику, и по результату.
Ни к чему спрашивать, каков источник естественного неравенства, потому что ответ содержится уже в простом определении смысла этих слов.
Общество нужно изучать по людям и людей по обществу: кто захочет изучать отдельно политику и мораль, тот ничего не поймет ни в той, ни в другой.
Одна только мелодия – источник того непобедимого могущества, которым обладает вдохновенное искусство.
Принуждение и любовь не уживаются вместе, и нельзя наслаждаться по заказу.
Природа никогда не обманывает нас; это мы сами обманываемся.
Разум указывает нам цель, а страсти уводят от нее.
Роскошь развращает всех: и богача, который ею пользуется, и бедняка, который алчет ее.
…Самое верное средство завоевать любовь других – подарить им свою любовь.
Самые большие подвиги добродетели были совершены из любви к отечеству.
Свободным родился человек – и везде он закован в железо.
Совершение добрых дел льстит самолюбию, создавая ощущение превосходства.
Страдание – первое, чему надо учиться и что впоследствии больше всего понадобится.
Существовать – значит чувствовать, ибо чувства стоят несравненно выше разума.
Тот лжет, кто утверждает, что не боится смерти. Всякий человек страшится умереть; это великий закон чувствующих существ, без которого все смертные существа вскоре подверглись бы уничтожению.
У ребенка свое особое умение видеть, думать и чувствовать; нет ничего глупее, чем пытаться подменить у них это умение нашим.
Чем кто осторожнее в своих обещаниях, тем он точнее в их исполнении.
Чем меньше люди знают, тем обширнее кажется им их знание.
Не можете помешать тому, чтобы вас проглотили, – постарайтесь хотя бы, чтобы вас не могли переварить.
Анн-Робер-Жак Тюрго
(1727—1781 гг.)
государственный деятель, философ, экономист
Чем меньше человек знает, тем меньше он сомневается; чем меньше он открыл, тем меньше он видит то, что еще остается открыть.
Никола Фрере
(1688—1749 гг.)
философ
Из всех религий, распространенных среди людей, нет ни одной, которая имела бы какое-нибудь преимущество над другими и которая заслуживала бы признания и подчинения со стороны здравомыслящего человека.
Никола-Себастиан Шамфор
(1741—1794 гг.)
писатель-моралист
Беда тому, кто умен, но не наделен при этом сильным характером.
Без женщин начало нашей жизни было бы лишено помощи, середина – удовольствий и конец – утешения.
Богаче всех человек бережливый, беднее всех скряга.
Большое несчастье – потерять из-за свойств своего характера то место в обществе, на которое имеешь право по своим дарованиям.
Брак следует за любовью, так же как дым за пламенем.
Брак – слишком совершенное состояние для несовершенного человека.
Бывают времена, когда нет мнения зловреднее, чем общественное мнение.
Быть может, чтобы вполне оценить дружбу, нужно сперва пережить любовь.
Великодушие – это не что иное, как сострадание благородного сердца.
Влюбленный человек всегда силится превзойти самого себя в приятности, поэтому влюбленные большею частью так смешны.
В основе добродетельных поступков и готовности жертвовать своими интересами и самим собою лежат потребность благородной души, великодушие сердца и, в какой-то степени, эгоизм сильной натуры.
В свете у нас троякого рода друзья: одни нас любят, другие ненавидят, третьи просто не помнят.
Вот превосходное правило, которым следует руководствоваться в искусстве насмешки и шутки: осмеивать и вышучивать нужно так, чтобы осмеянный не мог рассердиться; в противном случае считайте, что шутка не удалась.
В серьезных делах люди выказывают себя такими, какими им подобает выглядеть; в мелочах – такими, какие они есть.
Всякий раз, когда я вижу женщин, да и мужчин, слепо кем-то увлеченных, я перестаю верить в их способность глубоко чувствовать. Это правило меня еще ни разу не обмануло.
В уединении мы счастливей, чем в обществе. И не потому ли, что наедине с собой мы думаем о предметах неодушевленных, а среди людей – о людях?
Выслушать чужую тайну – это все равно что принять вещь в заклад.
Глубокое равнодушие, с которым люди относятся к добродетели, кажется мне более возмутительным, чем порок.
Глупость не была бы подлинной глупостью, если бы не боялась ума. Порок не был бы подлинным пороком, если бы не питал ненависти к добродетели.
Гордость как бы прибавляет людям росту, тщеславие лишь раздувает их.
Громить пороки и щадить порочных – это все равно, что осуждать карты и защищать картежную игру.
Для души и разума нерешительность и колебания – то же, что допрос с пристрастием для тела.
Если мне удалось сделать доброе дело и это становится известным, я чувствую себя не вознагражденным, а наказанным.
Добродетель, как и здоровье, нельзя назвать высшим благом. Она не столько благо, сколько его местонахождение. Стремиться к добродетели нужно главным образом потому, что она – полная противоположность пороку.
Женщины отдают дружбе лишь то, что берут взаймы у любви.
И в браке и в безбрачии есть свои недостатки; из этих двух состояний предпочтительней то, которое еще возможно исправить.
И дурные люди совершают иногда хорошие поступки: они словно хотят проверить, впрямь ли это так приятно, как утверждают люди порядочные.
Из всего, что говорилось о браке и безбрачии, всего разумней и справедливей следующее замечание: «Что из двух не выберешь, все равно пожалеешь».
Иной раз довольно не примириться с высокомерием и чванством, чтобы обратить их в ничто; порой их достаточно не заметить, чтобы они стали безвредны.
Иной раз терпимость доходит до такого предела, что ее скорее назовешь глупостью, нежели добротой или великодушием. У человека должно хватать ума на то, чтобы ненавидеть своих врагов.
Как бы плохо мужчина ни думал о женщинах, любая женщина думает о них еще хуже.
Как не пожелать, чтобы негодяй был ленивцем, а глупец – молчальником!
Клевета похожа на докучную осу: если у вас нет уверенности, что вы тут же на месте убьете ее, то и отгонять ее не пытайтесь, не то она вновь нападет на вас с еще большей яростью.
Когда женщина выбирает себе любовника, ей не так важно, нравится ли он ей, как нравится ли он другим женщинам.
Когда нам платят за благородный поступок, его у нас отнимают.
Кто не обладает возвышенной душой, тот не способен на доброту: ему доступно только добродушие.
Кто не хочет быть фигляром, пусть избегает подмостков: взобравшись на них, не фиглярствовать уже нельзя, иначе публика забросает вас камнями.
Кто слишком усердно убеждает, тот никого не убедит.
Любая страсть всегда все преувеличивает, иначе она не была бы страстью.
Любовь – единственное чувство, в котором все истинно и все лживо; скажи о ней любую нелепость, и она окажется правдой.
Любовь как прилипчивая болезнь: чем больше ее боишься, тем скорее подхватишь.
Любовь не ищет подлинных совершенств; более того, она их как бы побаивается: ей нужны лишь те совершенства, которые творит и придумывает она сама.
Любой человек, способный испытывать возвышенные чувства, вправе требовать, чтобы его уважали не за положение в обществе, а за характер.
Людей безрассудных больше, чем мудрецов, и даже в мудреце больше безрассудства, чем мудрости.
Людей, которые ни к чему не подлаживаются, живут как им велит сердце, поступают согласно своим правилам и чувствам, – вот кого мне почти не доводилось встречать.
Люди делятся на две части: у одной, меньшей, есть обед, но нет аппетита; у другой, большей, – отличный аппетит, но нет обеда.
Люди извращают свою душу, совесть, разум точно так же, как портят себе желудок.
Людская дружба в большинстве случаев прорастает множеством колючих «если» и «но» и в конце концов переходит в обыкновенные приятельские отношения, которые держатся только благодаря недомолвкам.
Мало на свете пороков, которые больше мешают человеку обрести многочисленных друзей, чем слишком большие достоинства.
Молчание человека, известного своим красноречием, внушает гораздо больше почтения, чем болтовня заурядного говоруна.
Мужчина охладевает к женщине, которая слишком сильно его любит. Видимо, с сердечными чувствами дело обстоит как с благодеяниями: кто не в состоянии отплатить за них, тот становится неблагодарным.
Мы и не представляем себе, сколько нужно ума, чтобы не казаться смешным!
Надменность должна стать щитом скромности.
Наряд – предисловие к женщине, а иногда и вся книга.
Наслаждайся и дари наслаждение, не причиняя зла ни себе, ни другим, – в этом, на мой взгляд, заключается суть нравственности.
Наш разум приносит нам подчас не меньше горя, чем наши страсти.
Непомерные притязания – вот источник наших горестей, и счастье в жизни мы получаем лишь тогда, когда он иссякает.
Ни в своей физической жизни, ни в жизни общественной человек не должен притязать на то, на что он не способен.
Общественное мнение – это судебная инстанция такого рода, что порядочному человеку не подобает ни слепо верить его приговорам, ни бесповоротно их отвергать.
Одно из великих несчастий человека состоит в том, что порою даже его достоинства не идут ему впрок, а искусство управлять и разумно пользоваться ими дается лишь опытом, нередко запоздалым.
Плуты всегда стараются хотя бы отчасти казаться честными людьми.
Порядочному человеку не подобает гнаться за всеобщим уважением: пусть оно придет к нему само собою и, так сказать, помимо его воли.
Постигая зло, заложенное в природе, преисполняешься презрения к смерти; постигая пороки общества, научаешься презирать жизнь.
Почет ценнее известности, уважение ценнее репутации, честь ценнее славы.
Почти все люди – рабы, и это объясняется той же причиной, какой спартанцы объясняли приниженность персов: они не в силах произнести слово «нет»…
Природа устроила так, что питать иллюзии свойственно не только безумцам, но и мудрецам: в противном случае последние слишком сильно страдали бы от собственной мудрости.
Скажем прямо, счастливо живет в свете только тот, кто полностью умертвил некоторые стороны своей души.
Слабовольные люди – это легкая кавалерия армии дурных людей: они приносят больше вреда, чем сама армия, потому что все разоряют и опустошают.
Слишком большие достоинства подчас делают человека непригодным для общества: на рынок не ходят с золотыми слитками – там нужна разменная монета, в особенности мелочь.
Созерцательная жизнь часто очень безрадостна. Нужно больше действовать, меньше думать и не быть сторонним свидетелем собственной жизни.
Со счастьем дело обстоит, как с часами: чем проще механизм, тем реже он портится.
Стоит ли исправлять человека, чьи пороки невыносимы для общества? Не проще ли излечить от слабодушия тех, кто его терпит?
Счастье вещь нелегкая: его трудно найти в себе самом и нелегко найти вне себя.
Счастье походит на слишком богатую и расточительную жену, которая разоряет семью, куда приносит богатое приданое.
Считается признанным, что люди привязываются к тем, кому они помогли. Это говорит о доброте природы: способность любить – вот поистине заслуженная награда за благое дело.
Три четверти безумств на поверку оказываются просто глупостями.
Тщеславие – свойство натур слабых и порочных, тогда как разумное самолюбие присуще людям вполне порядочным.
Убеждение – это совесть разума.
Удачен лишь разумный брак, увлекателен лишь безрассудный. Любой другой построен на низменном расчете.
Хороший вкус, такт и воспитанность связаны между собой куда теснее, чем желательно считать. Такт – это хороший вкус в поведении и манере держать себя, а воспитанность – хороший вкус в беседе и речах.
Человек бедный, но независимый состоит на побегушках только у собственной нужды; человек богатый, но зависимый – на побегушках у другого человека, а то и у нескольких сразу.
Человек без твердых правил почти всегда лишен и характера: будь у него характер, он почувствовал бы, как необходимы ему правила.
Человек разумный и в то же время порядочный должен быть не только чист перед своей совестью, но из уважения к себе еще и предусмотрителен, чтобы заранее разгадать и отвратить клевету.
Человек часто остается наедине с самим собой, и тогда он нуждается в добродетели; порою он находится в обществе других людей, и тогда он нуждается в добром имени.
Честолюбие воспламеняет низменные души гораздо легче, нежели возвышенные: омет соломы или хижина загораются быстрее, чем дворец.
Чувство будит в нас мысль – с этим все согласны; но вот с тем, что мысль будит чувство, согласятся далеко не все, а ведь это не менее правильно!
Чтобы жизнь не казалась невыносимой, надо приучить себя к двум вещам: к ранам, которые наносит время, и к несправедливостям, которые чинят люди.
Чтобы управлять людьми, нужна голова: для игры в шахматы мало одного добросердечия.
Шутка призвана карать любые пороки человека и общества; она оберегает нас от постыдных поступков, помогает нам ставить каждого на его место и не поступаться собственным.
Будь мне братом, или я убью тебя. (По поводу революционного лозунга «Братство или смерть!»).
В войне женщин с мужчинами последние обладают немалым перевесом: у них в запасе девки.
В последние годы жизни Фонтенель жалел о том, что не женился; он забыл, что прожил девяносто пять лет, не зная забот.
Во Франции семь миллионов человек живут милостыней, а двенадцать – не в состоянии ее подать.
Глупости и ошибки, на которые министр толкает своего повелителя, лишь укрепляют подчас его положение: он как бы еще теснее связывает себя с монархом узами сообщничества.
Если Господь не насылает на нас второй всемирный потоп, то лишь потому, что первый не принес результатов.
Забавно, что не только у нас, но и у некоторых древних народов, чьи нравы были первобытны и близки к природе, выражение «познать женщину» означало «переспать с ней», словно без этого ее до конца не узнаешь! Если это открытие сделали патриархи, они были людьми куда более искушенными, чем принято считать.
Известность – удовольствие быть знакомым тем, кто с тобой незнаком.
Человек остается новичком всю свою жизнь.
История народов, угнетенных деспотами, – это всего лишь сборник анекдотов.
К г-ну де Ла Б* я сохраняю чувство, которое испытывает любой порядочный человек, проходя мимо могилы друга.
Как общество рассуждает, так им и управляют. Его право – говорить глупости, право министров – делать глупости.
Лучше уж быть банкротом, чем быть никем.
Любовь – это рискованное предприятие, которое неизменно кончается банкротством; кто им разорен, тот вдобавок еще и опозорен.
Любовь в таком виде, в каком она принята в нашем обществе, – это всего лишь игра двух прихотей и соприкасание двух эпидерм.
Любовь приятнее брака по той же причине, по какой романы занимательнее исторических сочинений.
Любовь, даже самая возвышенная, отдает вас во власть собственным страстишкам, а брак – во власть страстишкам вашей жены: честолюбию, тщеславию и всему прочему.
Люди заполняют свои библиотеки книгами, а М* заполняет книги своей библиотекой.
Между полами нет никаких различий, которые не проистекали бы из воспитания.
Министры уронили престиж королевской власти, попы – престиж религии. Бог и король расплачиваются за глупость своих лакеев.
«Мужчина, который мало имел дела с девками, ничего не понимает в женщинах», – с серьезным видом говорил мне человек, который был без ума от своей неверной жены.
На вопрос, почему женщина выставляет напоказ свои победы над мужчинами, можно дать много ответов, и почти все они оскорбительны для мужчин. Правильный же ответ таков: у нее просто нет другого способа понаслаждаться своей властью над сильным полом.
Найти счастье в себе трудно, а где-либо еще – невозможно.
Некто простодушно признался другу: «Сегодня мы приговорили к смертной казни трех человек. Двое вполне ее заслужили».
Нужно выбирать – либо знать женщин, либо любить их. Середины не существует.
Определение деспотизма: такой порядок вещей, при котором высший низок, а низший унижен.
По тому, как самолюбивы женщины пожилые, которые уже никому не нравятся, можно судить, каково было их самолюбие в молодые годы.
Прежде любовные интриги были увлекательно таинственны, теперь они увлекательно скандальны.
Сперва нужно быть справедливым, а уже потом великодушным; сперва нужно обзавестись рубашками, а уже потом кружевами.
Существует поговорка, что самая красивая женщина не может дать больше, чем имеет. Это кругом неверно: она дает мужчине решительно все, чего он от нее ждет, ибо в отношениях этого рода цену получаемому назначает воображение.
Те, кто составляет сборники стихов или острот, подобны людям, которые угощаются вишнями или устрицами: сперва они выбирают лучшие, потом поглощают все подряд.
У меня есть три сорта друзей: друзья, которые меня любят, друзья, которые обо мне нисколько не заботятся, и друзья, которые меня терпеть не могут.
Увидев, как герцогиня д'Оллон строит глазки собственному супругу, любовник ее воскликнул: «Вот ведь негодница! Только мужа мне еще не хватало», – и тут же ушел.
Я знавал когда-то человека, который перестал волочиться за певичками, потому что, по его словам, они оказались такими же лицемерными, как порядочные женщины.
В природе каждое явление – запутанный клубок, в обществе каждый человек – камешек в мозаичном узоре. И в мире физическом, и в мире духовном все переплетено, нет ничего беспримесного, ничего обособленного.
Успех порождает успех, как деньги идут к деньгам.
Воспитание должно опираться на две основы – нравственность и благоразумие: первая поддерживает добродетель, вторая защищает от чужих пороков. Если опорой окажется только нравственность, вы воспитаете одних простофиль или мучеников; если только благоразумие – одних расчетливых эгоистов.
По-настоящему мы знаем лишь тех, кого хорошо изучили; людей же, достойных изучения, очень мало. Отсюда следует, что человеку подлинно выдающемуся не стоит, в общем, стремиться к тому, чтобы его узнали. Он понимает, что оценить его могут лишь немногие и что у каждого из этих немногих есть свои пристрастия, самолюбие, расчеты, мешающие им уделять его дарованиям столько внимания, сколько они заслуживают.
Комментариев нет:
Отправить комментарий